– Твоя мать, моя первая жена, умерла год назад. Вторая жена, визитные жёны и наложницы – не в счёт. Поэтому я могу наслаждаться любовью умной и прекрасной женщины, не задевая твоих чувств. Или я ошибаюсь?
Акико насупилась.
– Ты окружил меня монахами, которые вечно бубнят сутры. А эти сановники из Ведомства тёмного и светлого начал! Я уже шагу без них не могу ступить! Верни мне Мурасаки!
Митинага тяжело вздохнул: капризная избалованная дочь, да ещё в тяжести – приближение родов делали её просто невыносимой!
– Хорошо, я верну тебе Мурасаки. Но ненадолго, учти это…
…В этот вечер желание Акико была удовлетворена: Мурасаки читала своё сочинение. Однако, старшая фрейлина схитрила, выбрав давно написанную главу, уже множество раз переписанную придворными и аристократами Хэйана.
Глава была грустной… Возможно, она соответствовала сиюминутному настроению романистки. Впрочем, Митинага жаждал услышать очередное любовное похождение Гензи, а возможно и развитие его отношений с Мурасаки (героиней романа), взятой им на воспитание много лет назад, ещё ребёнком. По сюжету романа Мурасаки уже превратилась в прелестную молодую девушку и, безусловно, это не ускользнуло от внимания Гензи. Он всё чаще стал думать о ней…
Однако, ожидания Митинаги не оправдались. Мурасаки, сидя посреди покоев императрицы, окружённая фрейлинами, прочла:
«Сердечное непостоянство – неиссякаемый источник тревог и волнений. Немудрено, что жизнь Гензи была преисполнена тайных страстей и горестей. В последнее время мир, словно повернулся к нему спиной, каждый день принося новые печали. Гензи погрузился в бездну уныния, всё ему опостылело, ничто приносило радость. Но многое по-прежнему удерживало его в этом бренном мире, не давая уединиться в стенах дальнего горного монастыря.
Особа по имени Рэйкеден, обитательница дворца Живописных видов, расположенного недалеко от столицы, после смерти государя жила милостями господина Гензи. Он часто навещал бывшую императорскую наложницу, и однажды даже увлёкся её сестрой, которую прозвал Дама из сада.
И вот теперь, размышляя от превратности мира, Гензи вспомнил о Рэйкеден и решил навестить её. Гензи выехал из дома тайком, облачившись в самое скромное платье, сел в экипаж, приказав передовым не следовать за ним.
Он достиг реки Накагава, когда на глаза ему попался небольшой домик, окружённый живописными зарослями деревьев. Оттуда доносились мелодичные звуки кото[65].
Гензи прислушался: дом располагался недалеко от ворот, его окружал сад, в котором таилось неуловимое очарование. У Гензи возникло чувство, будто он бывал здесь пару раз. Окна строения были распахнуты…
Сердце его затрепетало, однако он не смог вспомнить имени хозяйки некогда пленившей его сердце. Кушка с криком пролетела над его головой, будто приглашая зайти. Повелев остановить карету чуть поодаль, сановник приказал своему другу-наперснику Корэмицу доложить о его приезде в стихотворной форме.
Тот повиновался господину и уверенным шагом отправился к дому. У западной боковой двери расположились несколько дам. Голоса женщин показались ему знакомыми. Он кашлянул, дабы привлечь к себе внимание. Дамы притихли, воззрившись на незнакомца с нескрываемым удивлением. Тот же передал им стихотворное послание Гензи:
Могла ли кукушка
Сюда, в этот сад, не вернуться?
Слышишь? – кричит
Возле дома. Не ей когда-то
Мы внимали вдвоём с тобой?
Хозяйка маленького домика, сделала вид, что не поняла смысл послания. Хотя прекрасно догадалась о кого оно.
Разочарованный Корэмицу поспешил обратно к господину. И рассказал о поведении хозяйки. Гензи тяжело вздохнул, подумав: «Вероятно, она права, что поступила подобным образом. Получается так, что всякая женщина становится источником моего беспокойства. Не забываю я и тех, с кем виделся однажды…»
Гензи продолжил свой путь и достиг дома бывшей императорской наложницы. Кругом было тихо, безлюдно, невольно печаль сковала его сердце…
Он прошёл в покои госпожи Рэйкеден. За увлекательной беседой о делах минувших дней они не заметили, как землю окутала ночь. На небе плыл двенадцатидневный месяц. В распахнутые окна поникало дивное благоухание цветов померанца.
Госпожа была уже не молода, но привлекала чрезвычайной утончённостью и душевным благородством. Невольно Гензи подумал, что покойный не уделял наложнице должного внимания. Тут снова на него нахлынули воспоминания былых дней – стало нестерпимо грустно и больно…
Где-то рядом прокричала кукушка. Гензи встрепенулся: «Неужто эта птичка летела вслед за мной?» И у него родились строки:
Видно сердцу её
Мил аромат померанцев —
Кушка спешит
В сад, где цветы опадают,
Всем другим его предпочтя…
А затем Гензи произнёс:
– Мне следовало бы приходить сюда всякий раз, как меня начинают одолевать воспоминания. В беседах с вами я черпаю утешение, хотя в то же время они становятся для меня источником новых раздумий и печалей. Окружающий нас мир безжалостно меняется, меняются и люди с кем можно поговорить о прошлом. Вероятно, вам тяжело развеять тоску…
Госпожа печально улыбнулась, затем проследовала в спальню со словами:
В мой заброшенный дом
Давно никто не заходит.
Но вот у стрехи
Расцвели померанцы и гостя
На миг заманили сюда…
Все женщины, с которыми встречался Гензи, и даже от случая к случаю, несомненно, были особами незаурядными, каждая из них обладала своими достоинствами. Возможно, поэтому Гензи в течение многих лет оказывал им расположение, и они отвечали ему привязанностью. Разумеется, бывало и такое, когда возлюбленная устремляла сердце к другому мужчине. Гензи мирился с этим, объясняя это очередным проявлением непостоянства этого мира. Как и та женщина в доме у реки…»[66]
Глава 9
Хикайру – ожидание
В конце двенадцатой луны во дворец постепенно стали стекаться высшие придворные, столичные аристократы и люди рангом пониже (поэты, художники, порицатели), чьё присутствие при предстоящих родах считалось необходимым.
Вокруг дворца появились шатры из плотной китайской шерсти. Внутри каждого из них полыхали, щедро распространяя тепло, по две-три жаровни-хибаты.
