Но я не нашла к себе сил убить его. Даже если бы захотела. Ребенок Ария Варвара не должен погибнуть от того, что я, капля за каплей, выпушу из себя кровь.
Гай мертв. Казнен по обвинению в измене. Мой муж, мой двоюродный брат. Мертв.
Мне нужно быть осторожной. Когда стражники уводили его, Гай осуждающе сверлил меня глазами. Я осталась одна.
— Новые рубины, Юлия? — спросил меня Марк в следующий свой приход.
— Подарок. — Ожерелье стягивает мне горло, нитка с огненно-красными камнями. — Подарок моего дяди. — Ему нравится, когда я одета в красное. — «Моя жена носит зеленое, — как-то раз признался Домициан. — Я ненавижу ее. Ты должна носить красное».
— Он преподнес тебе камни в знак извинения, — тихо пояснил Марк. — Тем самым он дает тебе понять, что не хочет перекладывать на тебя грехи Гая.
— Грехи? Какие грехи? — Мой голос прозвучал пронзительно громко. Слова извергались из меня, вылетали ураганом, и когда я поведала о голосах, доносящихся из тени, о глазах, наблюдающих за мной из углов, лицо Марка приняло озабоченное выражение. Он заставил меня сесть на мраморную скамью атрия и заговорил совсем о другом. Он стал великим утешением для меня. Иногда он напоминает мне отца.
— Ты горюешь о Гае, — сказал Марк. — Никто не попрекнет тебя за твое горе.
С Гаем мне всегда было нелегко. После двух недель брака он стал спать на отдельной кровати, и мы встречались с ним только за обедом, где он странно смотрел на меня. И неожиданно до меня доходило, что я снова бормочу что-то невнятное себе под нос и грызу ногти до крови. Он злился на меня, когда я отказывалась есть, хотя стол был накрыт в его новом роскошном триклинии, стены которого украшали позолоченные изображения животных.
— Я вижу их глаза, — тихо произнесла я. — Они смотрят на меня.
— О боги, Юлия!
Но я всегда видела эти глаза. Чаще всего — глаза моего дяди. Он велит мне называть его дядей, а не господином и богом.
— Даже господин и бог должен иметь того, кто его не боится.
Но я боюсь его. Ведь он и бог, и господин, во всяком случае, моего мира.
— Они как аспиды, — задумчиво сказала я Марку. — Его глаза такие черные, как аспиды.
Лицо Марка снова приняло недоуменное выражение.
— Скажи… Ты здорова, Юлия?
Веста, святая мать, богиня дома и очага. Как я завидую твоим жрицам-весталкам в белых одеждах, к которым мужчины под страхом смерти не смеют даже прикасаться. Я тоже хотела бы стать весталкой. В храме я всегда буду в безопасности, там я не буду видеть никаких глаз.
Веста, храни меня. У меня нет веры ни в кого, кроме тебя.
88 год н. э.
Даже новые жемчуга не утешили меня.
— Убирайся! — вскричала я и швырнула в Ириду флакон с благовониями. — Терпеть не могу твою глупую рожу! Ступай прочь!
Рабыня с плачем выбежала из комнаты. Что за тупое никчемное создание! Каждый раз, прикасаясь к моим волосам, она превращала их в стог сена. Я бы с радостью отправила ее на невольничий рынок и нашла себе новую служанку, вот что бы я сделала. Жена сенатора достойна более расторопной и ловкой рабыни.
Но что из того, что мои волосы похожи на стог сена? Какое это имеет значение, когда здесь некому смотреть на меня?
— Лепида! — услышала я знакомый стук в дверь. — Я слышал какой-то звук. Мне показалось, будто что-то упало.
— Это всего лишь упал флакон, Марк. Ирида его уронила. — Я поспешила растянуть губы в притворной улыбке.
Вошел мой муж и ласково поцеловал меня в щеку. Уродливый и совершенно неуместный в моей прелестной, отделанной голубым спальне. От него, как обычно, пахло чернилами.
— Опять был в библиотеке, Марк?
— Я не мог найти «Комментарии» Цицерона.
— Рабы совершенно не способны укладывать твои вещи в нужном порядке. Тебе нужно строже обращаться с ними.
— В этом нет необходимости. Покопаться на полках — для меня немалое удовольствие, своего рода забава.
Забава. Это же надо. Лепида Поллия, любимица Рима, замужем за человеком, который копается в пыльных рукописях ради забавы.
— Как это мило, — промурлыкала я.
— А ты? — Он заглянул мне в глаза. — Надеюсь, ты не слишком скучала?
— Половина моих вещей еще даже не разобрана. Что касается города… — я беззаботно махнула рукой. — Конечно, Брундизий это не то, что Рим, но, мне кажется, я найду чем здесь заняться. В театре показывают новую постановку «Федры». К тому же, я купила себе еще жемчуга. Они были настолько хороши, что я просто не смогла удержаться. — Я улыбнулась, помня об очаровательных ямочках, которые при этом появлялись на моих щеках.
— Покупай себе все, что захочешь, — улыбнулся в ответ Марк. — Вот видишь, я же говорил, что здешняя размеренная жизнь пойдет тебе на пользу.
— Пожалуй, ты прав, — ответила я, продолжая дарить его улыбкой.
— Сегодня на ужин придет Павлин. Кроме него будут еще несколько моих друзей. Это будет настоящий пир. Вот увидишь, тебе он непременно понравится.
Настоящий пир. Удручающе серьезный сын Марка Павлин и несколько старикашек будут болтать о республике. И это после того как я целых четыре года бывала на пирах, где присутствовали сенаторы, губернаторы провинций и знатные римские патриции.
— Конечно, понравится, иначе и быть не может, Марк. Я велю повару приготовить оленину с розмарином, так, как любит Павлин.
— Я попросил его прийти чуть пораньше. Сабина обожает истории, которые он рассказывает ей перед сном.
— Вы оба ее испортите, — театрально проворчала я. — У нее для этого есть няня.
— Но что тут поделаешь, если ей больше нравится истории Павлина? — муж снова поцеловал меня в щеку — о боги, этот ужасный запах чернил! — и, прихрамывая, неторопливо вышел.
Я дождалась, когда он отойдет на почтительное расстояние, и с размаху швырнула в дверь еще одну бутылочку с благовониями. Как же я ненавижу Марка! Ненавижу его, ненавижу, ненавижу!
Соперник согнулся пополам, и Павлин Норбан опустил меч.
— Ты цел, Вер? Я случайно не ранил тебя?
— Ха! — Вер выпрямился и стремительно приставил клинок к горлу Павлина. — Я так и знал, что ты попадешься на мою уловку! Сдаешься?
