— Вы побледнели, дорогая, когда малышка произнесла имя «Флорис».
Полина встрепенулась и решительно запротестовала:
— О чем это вы, Луи? Эти Вильнев-Карамей всего лишь ничтожные мелкие дворяне, а маленькая негодница…
— Иногда я спрашиваю себя, что привязывает меня к вам, — сухо оборвал ее король. — Вы жестоки, горды и злы.
— Да, — ответила Полина, — но вы любите меня, потому что я говорю с вами, Луи, как с любым из ваших подданных. Для меня вы не король, а любовник.
Карета остановилась. Король положил руку на ручку дверцы, чтобы помешать Ришелье, незримо присутствовавшему при этой семейной сцене, открыть ее.
— Так вот, мадам, сейчас я требую отвечать мне не как вашему любовнику, но как королю, — неожиданно ледяным тоном произнес Людовик XV. — Флорис любил вас?
Полина внезапно испугалась, но, глядя на бесстрастное лицо короля, капитулировала:
— Да, сир, но… я его не…
— Довольно, мадам, я не хочу выслушивать ложь… вы снова побледнели… Прощайте, до вечера.
Король стремительно выскочил из кареты и молча прошел мимо придворных. Он направился прямо в малые апартаменты и заперся в своем тайном кабинете. Там он упал в кресло и вздохнул:
— Эта девочка такая же живая, смешливая, как и ее братья… ее братья… Господи, как же тяжело одиночество.
Несколько минут король сидел, недвижно устремив взгляд в одну точку, затем очнулся и позвал:
— Бонтан!
Дверь тотчас же распахнулась, и появился верный камердинер, ожидавший за дверью его приказов.
— Не было почты из России?
— Нет, сир, — ответил лакей, опускаясь на колени и почтительно стягивая с монарха пыльные сапоги, — но господин де Бель-Иль вошел по потайной лестнице и уже несколько минут, как ждет ваше величество.
— Ах! — встрепенулся король. — Скорей введите его.
Какой-то тип с хитрым лицом и в помятом костюме устремился к королю, который, не обращая внимания на его внешний вид, радостно шагнул навстречу и крепко пожал ему руку.
— Благодарю, друг мой, за ваше усердие… Какие известия вы привезли?
— Ваше величество, — произнес Бель-Иль, — я прибыл прямо из Берлина, где имел тайные переговоры с его величеством Фридрихом в его замке Сан-Суси. Он не станет поддерживать свою кузину, русскую регентшу. Прусский король без обиняков заявил мне — это его собственные слова, и я в точности повторю их для вас, сир: «Передайте Людовику, что я считаю родственниками только своих друзей. Брауншвейги всегда отличались глупостью, а я предпочитаю вести переговоры с умными русскими. К тому же в XIV веке Романовы вышли из Пруссии», и король со смехом потер руки.
— Благодарю, Бель-Иль, — произнес Любимый, — ваша миссия была не из легких. Теперь следует довести эту новость до сведения царевны. Пошлите также послание нашему польскому агенту, он позаботится о том, чтобы переправить письмо царевне. Но надо быть предельно осторожным. Если Австрия узнает об этом решении Фридриха, результат будет подобен действию зажженного фитиля на пороховую бочку. Но Фридрих… какой великий государь… какой великий стратег, — мечтательно произнес Людовик XV, — я глубоко восхищаюсь им. У Пруссии есть шанс увидеть во главе государства поистине гениального человека…
Король уронил голову на свои длинные тонкие руки, украшенные единственным дорогим кольцом с алмазом в окружении сапфиров, и задумался, забыв о присутствии Бель-Иля.
— Да, Фридрих силен, и у него наверняка нет тех слабостей, которые есть у меня… к Полине, нет ни моих сомнений, ни моей нерешительности, ни моей подозрительности… Ах! Как мне не хватает друзей… Нет, я несправедлив… Флорис, благородное сердце, значит, ты любил ее и ничего мне не сказал… ты уступил ее своему королю. Вильнев… Вильнев… нет, друзья мои, я люблю вас, но я сам отослал вас, может быть, на смерть… ах! политика… политика… как это тяжело — быть королем, я так волнуюсь за них.
В эту минуту дверь резко распахнулась и влетел радостный Бонтан:
— Почта из Санкт-Петербурга, сир!
— Ах! — облегченно выдохнул король. — Наконец-то. Сейчас мы все узнаем…
Флорис дерзко обнял талию Юлии Менгден, обтянутую собольим кафтаном. Она протянула ему руку, жесткую, как медь, высунув ее из меховой муфты, и молодые люди грациозно устремились на замерзшее озеро Дубино. Зрелище было восхитительное; боярские парочки с легким скрипом скользили на коньках по льду, смеясь и обмениваясь шутливыми репликами; однако для внимательного наблюдателя сразу было ясно, что за этой мирной сценой кроется нечто зловещее. Взгляды придворных то и дело обращались к маркизу и братьям де Карамей; не осталось незамеченным и катание фаворитки с одним из молодых французов. Удивляло также отсутствие регентши, ее министров, и, разумеется, царевны. Казалось, что мадемуазель Юлия Менгден забрала бразды правления в свои руки. Бояре возмущались в душе. Они были готовы взбунтоваться; для пожара достаточно было бы одной лишь искры. Нарочито не обращая внимания на странную атмосферу, царившую при «ее» дворе, Юлия Менгден проделывала на льду изящные пируэты и осыпала комплиментами Флориса. Последний же, отнюдь не обольщаясь отношением к нему мадемуазель Менгден, тем не менее испытывал некоторое смущение под ее пронизывающим взором.
«Ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, но я сделаю с тобой все, что захочу», — казалось, говорил этот взгляд.
«А я, пантера, непременно приручу тебя», — думал Флорис.
Однако подобные мысли отнюдь не мешали молодым людям кокетничать и обмениваться банальными любезностями.
— Как будет проходить охота, фройлен Менгден?
— О, господин шевалье, очень просто — «по-сибирски».
— Ну, а если поточнее? Не забывайте, мадемуазель, что правила охоты Франции не имеют ничего общего с вашими.
Фаворитка улыбнулась, откинув назад голову; ее черные волосы, выбившиеся из-под горностаевой шапки, коснулись щеки Флориса, и тот еще сильнее обнял тонкую, затянутую в корсет талию. Юлия Менгден часто задышала, заморгала своими длинными ресницами и произнесла игривым тоном:
— Во время охоты, господин любопытный, не отставайте от меня, и я подробно объясню вам, что значит «по-сибирски».
Флорис ясно ощутил, как его охватывает беспокойство: что готовит ему эта женщина? «Неужели она меня узнала, поняла, что там, на кровати регентши, был я?», — спрашивал он себя. Однако молодой человек решил довести свое приключение до конца, для чего ему пришлось прибегнуть к некоторым уверткам, дабы успокоить свою совесть: «Она, конечно, знает, куда направлялась из Зимнего дворца замеченная мной карета; я уверен, что именно в ней куда-то увезли царевну. Юлия Менгден станет моей нитью Ариадны и приведет меня к принцессе». Погрузившись в собственные мысли, Флорис исполнил замысловатое па, унесшее их далеко от остальных катающихся. Оказавшись в стороне, он поднес к губам хорошенькую ручку и запечатлел поцелуй на тонкой бархатистой коже запястья. Юлия Менгден не противилась и с томным видом прошептала:
