А может быть, отыскать Лушеньку? Небось у прислуги больше свободы передвижения, чем у невольниц господина…
Марья Романовна так углубилась в свои думы, что совершенно позабыла, где находится, и вдруг ее словно ледяной водой облили: рядом зазвучал холодный голос незнакомца.
– Я любовался игрой мыслей и чувств на вашем прелестном лице, – сказал он таким же примерно тоном, каким сообщил бы случайному собеседнику о том, что небо-де нынче облачно. – Эта живость выражений изобличает в вас страстную натуру. Мне не нравятся женщины, на которых всегда надета одна и та же маска искусственного равнодушия. А ваше лицо возбудило во мне любопытство. Признаюсь честно, я и не ожидал, что вы окажетесь такой…
Тут господин осекся. Марья Романовна тоже обратила внимание на его последнюю фразу, сочтя ее очень странной. Если судить по ней, он нынче увидал Машу впервые. А как же любовь, которой он к ней якобы воспылал до такой неукротимой степени, что даже приказал ее похитить? Маша точно знала, что прежде никогда не встречалась с этим человеком. Она терялась в догадках: где он мог увидеть ее? Теперь же создавалось впечатление, что незнакомец доселе и не представлял, как Маша выглядит. Выходит, ни о какой всепоглощающей страсти и речи нет. Что же все это означает? Какая интрига плетется вокруг скромной вдовы Марьи Романовны Любавиновой, что за партия разыгрывается, в которой она – всего-навсего бессловесная пешка?
– Мои мысли и чувства – это лишь мысли и чувства невольницы, которая еще не вполне приняла свое положение, – ответила она незнакомцу. – Я вырвана из привычной жизни и не понимаю, как приспособиться к новой. Если вы в самом деле тот человек, который теперь властен над жизнью моей и смертью, то умоляю вас: отпустите меня и Наташу. Мы ведь для вас только мимолетные игрушки. Вокруг вас такие красавицы, с которыми нам не по силам тягаться. Мы по сравнению с ними бледны и невзрачны…
Кто-то громко, возмущенно фыркнул, и Марья Романовна увидела сердитое, обиженное Наташино лицо. Кузина весьма пренебрежительно оглядывала других женщин. «Я бы хотела родиться черкешенкой!» – вспомнила Марья Романовна. Ну, похоже, теперь Наташа иначе думает о своей прошлой мечте.
Это не осталось не замеченным незнакомцем.
– Как видно, – усмехнулся он, – ваша подруга не разделяет такого мнения. И она права. Вы обе – обворожительны и вполне можете соперничать с лучшими цветами из этого розария, – он обвел рукой собравшихся. – Всегда, когда я прихожу, чтобы выбрать себе женщину на ночь, мои глаза разбегаются, но в таком затруднении, как сейчас, я еще не находился. Мне не хочется обижать моих испытанных на ложе счастья подруг, но и новых плодов я желаю отведать столь же страстно. Что же, пусть дело решит случай. Керим, подай мне золотое яблоко.
Керим щелкнул пальцами. Абдулла метнулся из комнаты, видимо, за тем самым яблоком, и в это мгновение Марья Романовна уловила за спиной тихий-претихий шепоток Жаклин:
– Смотри же, если выбор падет на тебя и придет время восходить на ложе, помни, что на него нужно осторожно подняться и подползать к господину. Иначе отведаешь плетей.
Подползать?! Словно голодной, побитой кошке к хозяину?!
Машу так и передернуло от отвращения, и Жаклин, уловив содроганье ее плеч, чуть слышно хихикнула.
Воротился Абдулла и с поклоном передал Кериму сверкающий расписной ларец. Оттуда было извлечено небольшое яблоко – похоже, и в самом деле золотое! И незнакомец подбросил его к потолку.
В то мгновение, пока оно падало, все женщины бросились в середину комнаты, вытягивая руки и норовя ухватить мягко поблескивающий золотой плод. Проворней других оказались Жаклин и… Наташа. Они схватили яблоко разом и принялись тянуть его к себе. На лице у Жаклин читался гнев, у Наташи – азарт. Она ущипнула Жаклин за руку и завладела яблоком. Вдобавок она еще и толкнула соперницу, так что Жаклин неловко опрокинулась на пол. Прочие гаремницы злорадно захохотали, а Наташа горделиво подняла руку, в которой сжимала яблоко, чувствуя себя сейчас, наверное, по меньшей мере Афродитой, получившей из рук Париса плод с надписью: «Прекраснейшей».
– Что ты наделала?! – не сдержала тоскливого крика Марья Романовна.
Наташа недоуменно взглянула на нее, и тотчас торжество на ее лице сменилось ужасом. Казалось, она только теперь осознала, что произошло и чем ей грозит этот «приз». Она отшвырнула яблоко с такой силой, что оно пролетело через всю комнату и… и угодило в Марью Романовну. Та, впрочем, не сделала ни малейшей попытки его поймать, и яблоко упало на пол.
Маша отскочила от него подальше.
Керим, укоризненно качая головой, хозяйственно подобрал яблоко и спрятал драгоценный плод в ларец.
– Отчего ты так боишься, дитя? – ласково спросил незнакомец, повернувшись к Наташе. – Зачем отбросила мой дар? Неужели я внушаю тебе такой страх? Поверь, я знаю, как доставить удовольствие женщине. Я берег твою невинность и не спешил звать тебя на свое ложе, но если тебя выбрал случай… Поверь, ты испытаешь лишь мгновенную боль, когда мой мужской меч коснется твоего нетронутого лона, а потом я вознесу тебя своими умелыми ласками на вершины блаженства.
Но каждое его слово только усиливало ужас Наташи, и наконец он прорвался слезами:
– Нет, нет, ради бога, смилуйтесь надо мной! У меня есть жених. Он откажется от меня, коли узнает, чем я тут у вас занималась.
Она говорила по-русски, и Марья Романовна вспомнила, что французский язык давался Наташе с превеликим трудом. Еще понимать-то она худо-бедно что-то понимала, но говорить почти не могла. А сейчас, со страху, видно, вообще все забыла. Но незнакомец словно ничего не заметил.
– Неужели ты надеешься вернуться к своему жениху, глупышка? – снисходительно произнес он, причем тоже по-русски, вполне свободно и правильно. – Теперь ты принадлежишь мне. Я властен над твоей жизнью и смертью, над телом и душой. Впрочем, если ты еще не готова стать моею и расстаться с невинностью, я не стану тебя неволить. Пусть тебя заменит на моем ложе твоя подруга.
И он повернулся к Марье Романовне, которая с ужасом отпрянула и даже отбежала от него, прижавшись к стенке.
– Безумная! – прошипела Айше. – А ну, вернись!
Господин укоризненно покачал головой:
– Да вы обе и впрямь с ума сошли. Вы выставляете меня перед моим гаремом сущим дураком. Эти женщины грезят о моих ласках, а вы отказываете мне, словно прокаженному! Керим, эту глупую девку, – он небрежно махнул рукой на Наташу, – вели привязать к кровати. Я лишу ее девственности, но не дам испытать наслаждение. Вместо этого, как только кровь хлынет между ее ногами, она получит двадцать плетей по тому месту, которое так бережет от меня. Сие научит ее в следующий раз быть покорной мужчине… вернее, тем мужчинам, которым я ее отдам, потому что после этого она станет женой моим охранникам. Всем.
