Лиза Клейпас - Где начинаются мечты

– Мистер Бронсон, – с подозрением спросила она, – вы пытаетесь меня скомпрометировать?

Его белые зубы сверкнули в усмешке, но глаза его блестели беспокойно и горячо.

– Возможно. Почему бы вам не провести пару часов со мной на этом диване?

– За разговорами? – слабым голосом произнесла она.

– В том числе. – Указательным пальцем он коснулся ее подбородка, оставив горячую дорожку на его чувствительном изгибе. – Обещаю, вы получите удовольствие. А потом мы свалим все на вино.

Она просто ушам своим не верила. Сделать ей такое возмутительное предложение!

– Мы свалим все на вино! – с негодованием повторила она и вдруг спросила, посмеиваясь:

– Интересно, сколько раз вы произносили эту фразу раньше?

– Сегодня в первый раз, – весело успокоил он ее, – и мне она, в общем, нравится, а вам?

Она нахмурилась:

– Вы обратились с предложением не к той женщине, мистер Бронсон. Существует сотня причин, по которым я никогда на такое не соглашусь.

– Назовите хотя бы несколько. – В его черных глазах сверкнуло любопытство.

Она неуверенно помахала пальцем перед его носом.

– Нравственность… благопристойность… необходимость быть примером для моей дочери… не говоря уж о том, что любой неосмотрительный поступок сделает невозможным мое пребывание здесь.

– Интересно, – задумчиво протянул он.

Холли отпрянула, потому что он наклонился над ней и ее голова почти опустилась на подлокотник дивана, а сама она оказалась распростертой под его могучим телом.

– Что интересно? – спросила она, глубоко вдохнув. В комнате стало очень жарко. Холли подняла руку, чтобы откинуть прядь волос, прилипшую к ее влажному лбу, и рука показалась ей очень тяжелой. Она явно перепила… она напилась… и хотя это не очень беспокоило ее в данный момент, она сознавала, что впоследствии это будет мучить ее.

– Вы назвали все причины, кроме одной, действительно имеющей значение. – Лицо Бронсона было совсем близко, и его губы – самые соблазнительные губы, когда-либо виденные ею, крупные, чувственные и обещающие – оказались настолько рядом, что Холли чувствовала его осторожное дыхание на своей щеке. – Вы забыли сказать, что вы меня не хотите.

– Ну, это… это само собой, – солгала она.

– Вот как? – Вместо того чтобы обидеться, он снова развеселился. – Интересно, леди Холли, могу ли я пробудить в вас желание?

– Ах, я не думаю…

Ее голос превратился в легкий вздох, когда его голова склонилась над ней и она поняла, что происходит. Она крепко зажмурилась и ждала, ждала… и вдруг ощутила, как его губы скользят по нежной коже на внутренней стороне ее запястья. От этого бархатистого прикосновения по руке ее пробежала чувственная дрожь и пальцы дернулись. Губы Бронсона задержались, отчего тоненькая жилка на запястье забилась как безумная. Тело Холли напряглось, как натянутая тетива. Тубы ее стали пухлыми и горячими, они напряженно ждали прикосновения его губ. Он поднял голову и посмотрел ей в глаза глазами мрачными, как адский пламень.

Пошарив рядом с собой, он что-то подал ей. В свете камина сверкнул хрустальный бокал, на дне которого переливалось немного бордовой жидкости.

– Допейте, – тихо предложил он, – и позвольте мне сделать с вами то, чего мне хочется. А утром мы оба притворимся, что ничего не было.

Ее испугало, как сильно ей захотелось согласиться на это греховное предложение. Он шутит, подумала она, борясь с головокружением… конечно, не может же он в самом деле предлагать ей такое. Он подождет, пока она ответит, и, независимо от того, каков будет этот ответ, посмеется над ней.

– Вы безнравственны, – прошептала она.

– Да, – серьезно ответил он.

Прерывисто дыша, она провела рукой по глазам, словно пытаясь освободиться от пьяной пелены.

– Я… я хочу подняться наверх. Одна.

Воцарилось долгое молчание, а потом раздался дружеский голос Бронсона:

– Разрешите помочь вам.

Он обхватил ее за талию и помог ей встать. Обретя точку опоры, она обнаружила, что комната прекратила свое стремительное вращение. Успокоенная этим, Холли оттолкнулась от его тяжелого, зовущего тела и направилась к двери.

– Я вполне в состоянии дойти до своей комнаты без провожатых, – сказала она, бросив на Бронсона умоляющий взгляд.

– Ладно.

Он открыл перед ней дверь, в последний раз окинув взглядом ее смятенную фигурку.

– Мистер Бронсон… завтра это будет забыто?

Он коротко кивнул, и она заторопилась побыстрее уйти, насколько позволяли ее непослушные ноги.

– Черта с два! – пробормотал Бронсон, как только Холли исчезла из виду. Он зашел с ней слишком далеко – хотя сам разрешил себе нарушить незримую границу – и не сумел вовремя остановиться. Он не мог совладать со своим вожделением. Это ни с чем не сравнимая мука – желать добродетельную женщину. Единственное утешение – что она, судя по всему, не понимает, что он подпал под ее чары целиком и полностью.

Закери злился и раздражался – он ни разу в жизни не оказывался в такой ситуации. В своей надменной самоуверенности он полагал, что всегда может соблазнить любую женщину, какое бы положение она ни занимала. Он не сомневался и в том, что уложит Холли в свою постель, если наберется терпения и подождет, пока ее защитные сооружения рухнут. Но, переспав с ней, он ее потеряет. Уговорить ее остаться после этого будет невозможно. А ведь ему, как это ни странно, оказалось нужнее ее повседневное тихое общество, чем одна, пусть фантастически бурная, ночь.

Всякий раз, пытаясь вообразить женщину, которая могла бы надолго завладеть его вниманием, чувствами, стать средоточием его мыслей, он всегда приходил к выводу, что это должна быть особа светская, самоуверенная… равная ему в определенном смысле по опыту и темпераменту. Он никогда не думал, что потеряет голову из-за скромной вдовы. Холли действовала на него необъяснимым образом, точно наркотик, возбуждающий и сладостный, и отсутствие ее, как и отсутствие наркотика, вызывало ощущение пустоты и неутолимой жажды.

Он был не глуп. Он понимал, что леди Холли не для него. Лучше сорвать с дерева более зрелый плод. Но глаза его не хотели смотреть ни на какие соблазнительные дары природы, когда рядом находилась она – прелестная и совершенно недоступная.

Пытаясь побороть свое желание, Закери обратился к другим женщинам. Будучи завсегдатаем самого роскошного, немыслимо дорогого лондонского борделя, он мог себе позволить купить ночь с самой красивой проституткой. Со временем он зачастил туда и стал бывать чуть ли еженощно.

А вечерами Закери испытывал тихое, ни с чем не сравнимое наслаждение, находясь в обществе Холли, просто глядя на нее, упиваясь звуком ее голоса. Потом она возвращалась на свое одинокое ложе, а он мчался в Лондон, где проводил несколько часов в отчаянном распутстве. К несчастью, услуги общедоступных девиц только на время ослабляли его желание. Впервые в жизни он начал понимать, что истинную страсть утолить нелегко, что существует разница между потребностями чресл и сердца. Это открытие его мало обрадовало.