От неожиданного обвинения у Себастьяна отпала челюсть.
— Вы не слишком высоко цените мужчин, не так ли?
Элинор вздохнула:
— У меня реалистичный взгляд на мужчин, которые имеют столько же недостатков, как и женщины. Каждый может быть жесток посвоему. Пари в мужских делах печально известны. Они унизительны для жертв, чьи имена становятся предметом толков и пересудов в обществе.
Она сделала ударение на слове «мужчины». И Себастьян ошеломленно признал, что она права. В своей тесной компании мужчины порой действительно валяют дурака, и он в их числе.
— Не было никакого пари, Элинор. Меня расстраивает даже ваше предположение о его возможности.
Она снова вздохнула.
— Пари было таким же хорошим объяснением, как и любое другое, когда стараешься понять ваш интерес ко мне.
— Случилось так, что вы мне понравились. Очень. — Себастьян почувствовал себя виноватым, хотя не лгал. И всетаки она должна оставаться только средством для его мести. — Разве невозможно поверить, что я считаю вас привлекательной?
— Почему меня?
— А почему нет?
— Я хочу знать, Себастьян. Должна знать.
— Вы колючая и требовательная, умная и преданная, а ваши поцелуи делают из меня похотливого юнца с его первой любовью. Удовлетворены?
Она улыбнулась и кивнула. Себастьян медленно выдохнул, осознав, что до этого задерживал дыхание.
— Вы мне тоже нравитесь. Я считаю ваши соблазнительные чары совершенно неотразимыми.
— О да, соблазнительные чары — отличие любого опытного распутника, заслужившего признание.
— Вы заслуживаете намного большего, сэр, — засмеялась она, потом вдруг посерьезнела. — Я должна вернуться в бальный зал. Ваша угроза произвела впечатление, но, боюсь, мистер Петерсон органически не способен держать язык за зубами. А то, что он здесь увидел, слишком пикантная новость, чтобы хранить молчание. Он непременно расскажет коечто коекому еще до конца вечера.
Себастьян поморщился.
— Но пока вы не можете уйти отсюда. И нас, естественно, не должны увидеть вместе. А глазкибусинки Петерсона жадно ищут любую женщину, которая входит в бальный зал без сопровождения. Он решит, что одна из них была со мной.
— Боже, я не учла этого. И что мне делать?
— С вашего позволения, сначала я помогу вам одеться.
Кивнув, Элинор тихо сидела, пока он приводил в порядок ее одежду и застегивал пуговицы на спине.
— Благодарю вас.
Себастьян глядел на потемневшие окна, прикидывая, нельзя ли воспользоваться одним из них и войти в дом через сад с другой стороны. Там слишком много дверей, ведущих в бальный зал, чтобы Петерсон уследил за всеми.
— Вы можете вылезти из окна? — спросил он.
— Сейчас? — Элинор взглянула на окна. — Там очень темно и высоко для прыжка. Ведь мы на втором этаже?
— Да, план глупый. Мы подождем еще несколько минут, затем я оставлю вас, найду когонибудь в помощь и сразу пришлю сюда. Они смогут проводить вас в зал.
— Когонибудь?
— Того, кому я доверяю. Если вы появитесь в зале с другим мужчиной, у Петерсона не будет оснований подозревать вас.
Элинор кивнула.
— План вполне логичный. Я хочу избежать скандала. Он разозлит графа и плохо отразится на Бьянке, навредив ее шансам сделать хорошую партию.
Себастьян достал из кармана серебряный портсигар. Удивительно. Хотя угроза скандала расстраивала Элинор, она в первую очередь заботилась о сестре.
— Можно? — спросил он, держа тонкую сигару.
— Если дадите мне попробовать. — Он поднял бровь, и она улыбнулась. — Я всегда этого хотела.
Себастьян передал ей раскуренную сигару, и после внимательного изучения она взяла ее в рот. Более сладострастного зрелища, чем губы Элинор, обхватившие сигару, он еще не видел. Он даже задохнулся, представив, как она берет его в свой восхитительный рот.
— Теперь втяните.
Она закашлялась, выпуская клубы дыма.
— Это ужасно. Вкус как у пепла.
Забрав у нее сигару, он протянул ей носовой платок, чтобы она вытерла слезы.
— Полагаю, нужно время. Когда привыкнете, будете получать от этого удовольствие.
— Теперь ясно, почему леди отказываются от курения, — произнесла она после нового приступа кашля.
От второй попытки Элинор отказалась, и, сделав еще несколько затяжек, Себастьян бросил окурок в камин.
— Вы подождете здесь, как я просил?
Она слегка кивнула.
После его ухода в библиотеке воцарилась жуткая тишина. Элинор беспокойно ходила взадвперед, борясь с желанием уйти отсюда. Вдруг мистер Петерсон уже начал болтать о том, что видел? Это наверняка привлечет в библиотеку любопытных, и тогда все узнают, кого сжимал в объятиях виконт. Как она сможет объяснить свое поведение? Сестре? Отцу?
Элинор боялась даже представить, что скажет и сделает граф, если она будет замешана в скандале. А в его ярости и жестокости по отношению к ней она не сомневалась.
Нужно уйти отсюда! Немедленно! Элинор бросилась к двери, уже открыла ее… и вспомнила обещание, данное Себастьяну. Она слышала, что виконт попадал в затруднительное положение со многими женщинами, но до скандала дело не доходило, все женщины избежали позора. Какимто образом Себастьян ухитрялся их защитить.
Элинор медленно закрыла дверь. Она должна верить, что Себастьян защитит ее тоже. Обходя библиотеку, она увидела маленький буфет, а на нем графин с янтарной жидкостью и бокалы. Она вынула хрустальную пробку, понюхала содержимое. Бренди.
Хотя глупо было вернуться в зал подвыпившей, она должна снять напряжение и успокоиться. Элинор плеснула в бокал немного бренди, намереваясь сделать пару глотков, но от возбуждения проглотила всю порцию. Благодатное тепло, разлившееся по телу, немного уменьшило напряжение.
Тут в дверь постучали. Закусив губу, Элинор расправила плечи, вскинула голову… и с изумлением увидела герцога Гейнсборо.
— Леди Элинор? — Он сардонически поднял бровь, оценивающе глядя на нее.
— Ваша светлость.
Она присела в реверансе, пока лихорадочно соображала, что герцог здесь делает. Может, Петерсон уже рассказал, как увидел виконта в библиотеке? Может, герцог пришел выяснить, правдива ли услышанная им история?
— Меня просили сопроводить вас в зал, — объявил герцог.
— Кажется, вы удивлены, видя меня здесь, ваша светлость. Я не предполагала, что Себ… лорд Бентон пришлет вас.
— А он послал меня. Самонадеянный грубиян.
— Он вам не сказал почему?
— Нет, — мрачно усмехнулся герцог. — Но, зная Бентона, я не сомневаюсь, что это нечто позорное. Хотя поражен, что в этом замешаны вы. Я думал, у вас больше разума. Для женщины.
