Ничего не произошло.
Кейон склонил голову.
— Я так и думал. Я не могу ответить на твой вопрос. Могу лишь рассказать, как это бывало раньше. Изредка, когда Лукану что-то было от меня нужно, он давал мне временную свободу. Однажды, несколько веков тому назад, он выпускал меня четыре дня кряду. Каждый день я возвращался в зеркало через разные интервалы времени. В один день мне удалось выбраться всего на несколько часов, в другой — на пять или шесть. На четвертый я пробыл снаружи целый день и целую ночь. Предсказать такой интервал невозможно.
— То есть ты можешь выходить каждый день, хотя бы на некоторое время.
— Айе.
— Что означает, что до завтрашнего утра ты оттуда, скорее всего, не выйдешь?
Кейон снова пожал плечами.
— Я не могу знать. Тебе стоит повторять попытки как можно чаще.
— И как ты собираешься защищать меня, если застрял в этом стекле? — мрачно спросила Джесси.
— Девочка, нам нужно избегать встречи с Луканом всего несколько дней. Точнее, двадцать. Не так уж это долго. И заверяю: до тех пор я смогу обеспечить тебе безопасность.
— Двадцать дней? Почему только двадцать?
Это звучало не так уж плохо. Джесси не знала, что у ее проблем есть временные рамки, к тому же рамки оказались довольно узкими. Она наверняка сможет привести свою жизнь в порядок, стоит лишь прожить эти неконтролируемые дни, при условии что они с горцем справятся с задачами, которые нужно решить. Джесси порадовалась своей предусмотрительности, которая не позволила ей звонить на работу и сообщать о болезни. Ее шансы на выживание и возвращение к нормальной жизни внезапно возросли. Одна правдоподобная история, и все будет хорошо.
— Потому что Договор, который приковывает меня к Темному Стеклу, требует, чтобы десятина из чистого золота передавалась через зеркало каждый век, подтверждая соглашение с Невидимыми. Следующую десятину нужно уплатить в День Всех Святых, тридцать первого октября, в полночь.
Проклятие. Десятины, Договоры, соглашения. Стоит ей подумать о том, что ее жизнь вернется в норму, как ей тут же напоминают, что в настоящий момент она по уши завязла в сказочном мире заклятий и проклятий.
А страшнее всего было то, что с самого начала это казалось ей вполне логичным. Чем дольше она общалась с мужчиной, живущим в зеркале, тем больше привыкала к странностям и чудесам. Само его существование было настолько непостижимым и невероятным, что бессмысленно было сомневаться в существовании других необъяснимых вещей. Джесси никогда не верила в магию, но магия ее восхищала. А теперь у нее перед глазами было доказательство того, что волшебство существует. Аргументы исчерпаны, дело закрыто.
Задумчиво покачав головой, девушка спрыгнула с кровати — она спала одетой, сняв только обувь и носки, — и подошла к зеркалу.
Джесси стала рассматривать изукрашенную раму со странными символами, гладить холодное золото, скользить ладонью по полированному стеклу.
Кейон, стоявший в зеркале, тоже поднял ладонь и повторил движения ее руки. Казалось, что их пальцы встретились. Но Джесси ощущала только холодное стекло.
Когда ее пальцы коснулись темной кромки у края, она поспешно отдернула руку. Ощущения были почти такими же, что и от странного электронного сообщения. Они клеились к ее коже, цеплялись, как магические пиявки, а когда Джесси пыталась убрать руку, сила медлила, прежде чем отпустить ее. Девушка мысленно сделала пометку: рассказать горцу о странном Мирддине и о письме, от которого у нее мурашки по коже. Но сначала вопросы.
— Это потому, что ты касаешься реликвии Невидимых, девочка, — мягко сказал он.
— Что?
— Озноб. Темная сила холодна. А артефакты Светлых излучают слабое тепло. Если человек хотя бы коснется страницы Темной Книги, она высосет из его тела все тепло. Говорят, что носящий Темную Книгу перестает быть человеком, день за днем она вытягивает из него остатки внутреннего света.
Джесси впитывала информацию, но не собиралась отвлекаться от главной темы. Ей нужно было вернуть контроль над своей жизнью, а для этого необходимо понять, в какой ситуации она находится сейчас. Темная же Книга, чем бы она ни была, к данным проблемам отношения не имела.
— Значит, все, что нам нужно сделать, — это держаться подальше от упомянутого Лукана, пока не пройдет пора платить десятину, а потом заклятие будет разрушено? Тебе нужно прятаться всего три недели? Это все?
— Айе.
— А что потом? Когда заклятие разрушится и ты выйдешь на свободу?
Сможет ли он избавиться от того, кто хотел ее смерти? Гарантировать, что она вернется к нормальной жизни?
Кейон глубоко вздохнул, глаза цвета виски замерцали неожиданной ледяной жестокостью. Когда горец заговорил, его голос был твердым.
— Тебе больше никогда не придется беспокоиться о Лукане Тревейне. Никому не придется. Клянусь.
Джесси шагнула назад, хотя и не собиралась этого делать. Внезапно из сексуального мужчины горец превратился в дикого зверя. Его губы растянулись в безмолвном рычании, ноздри расширились, глаза сузились. Безумие, порожденное тысячей лет заключения, глядело на нее из этих глаз цвета виски, холодных, как кромка Темного Стекла.
Девушка сглотнула.
— Ты говоришь так, словно уверен в победе над Луканом, а ведь именно он запер тебя в зеркале. — Она не могла не указать на это.
Злобная, язвительная усмешка искривила губы Кейона.
— Ах, Джессика, на этот раз победа будет за мной. В этом можешь не сомневаться, — с легкой угрозой в голосе ответил он.
От этих слов Джесси промерзла до костей. В его голосе была такая непоколебимая уверенность, что у нее не осталось ни малейших сомнений в том, что Кейон МакКелтар способен сохранить ей жизнь.
Она чувствовала, что в рукаве у него припрятана пара трюков. Несмотря на то что он застрял в зеркале. Трюков, которых она не могла себе представить. И Джесси снова почувствовала, что в нем есть кое-что еще.
О да, так или иначе, этот мужчина сможет защитить ее от опасности.
А как ты собираешься защититься от него?
Хороший вопрос.
Впереди двадцать дней. И он будет выходить из зеркала каждый день, пусть даже ненадолго.
Господи Боже, ну и что ей делать?
Кейон МакКелтар притягивал ее с такой силой, что логика и разум оказывались вне игры. Хотя опять же, скривившись, подумала Джесси, чему тут удивляться? В сложившейся ситуации логика и разум оказывались вне игры. Джесси с досадой подумала о том, что ее девственность до сих пор осталась нетронутой не благодаря нерушимым моральным принципам, а просто потому, что никогда раньше она не испытывала такого «крышесносного» гормонального взрыва. Случись такое раньше, ее не хватило бы надолго.