Но теперь чудо, о котором молился маркиз, свершилось. Кассия свободна, он может жениться на ней. И с невероятной проницательностью, присущей лишь этому человеку, он понял: их ждет лишь ослепительное, ни с чем не сравнимое счастье!
Маркиз был настолько ошеломлен, что не мог произнести ни слова, лишь смотрел на Кассию, и она наконец с тревогой осведомилась:
— Я поступила очень плохо?
— Я только что решил, — спокойно ответил маркиз, — что мы поженимся в часовне сегодня вечером.
— Сегодня?
— Я немедленно пошлю секретаря в мэрию зарегистрировать наш брак, как это принято во Франции.
Кассия продолжала глядеть на любимого широко раскрытыми глазами, но он добавил:
— Это вполне разумное решение. Когда Орвил умрет, придется устраивать торжественное погребение в семейном склепе, но мы уже уедем в свадебное путешествие и, конечно, не успеем вернуться.
Кассия мгновенно поняла, что пытается сказать маркиз, и с радостью протянула ему руки:
— Я сделаю все, что ты велишь!
Кассия сидела в будуаре, примыкавшем к ее спальне, когда появился Перри. Поскольку горничные укладывали ее вещи и одновременно готовили ванну, девушка разделась и, накинув пеньюар, стояла у окна, глядя на небо. Солнце уже садилось, окрашивая горизонт в розово-лиловые тона, и Кассия возносила молитву Богу, сделавшему ее такой счастливой.
— Спасибо, спасибо вам, — горячо благодарила она родителей, — за то, что помогли встретиться с человеком, о котором я просила Бога, и я знаю… все это лишь потому, что вы оба поддерживали и направляли меня.
— Что происходит? — осведомился Перри, переступая порог. — Внизу никого нет, но слуги сказали, что с Орвилом случилось несчастье.
Кассия поспешно подошла к брату:
— Где ты был? Перри улыбнулся:
— В лесу, с Лизетт. Поздравь меня, Кассия. Счастливее меня нет в мире человека!
— Разве только я!
Перри удивленно поднял брови.
— Сегодня вечером я выхожу замуж… за маркиза!
Перри, не в силах вымолвить ни слова, смотрел на сестру.
— Ты шутишь? — наконец выдавил он.
— Нисколько. Я говорю чистую правду. Ты уже слышал, что брат маркиза смертельно ранен, и мы хотим уехать поскорее, чтобы не присутствовать на похоронах?
На секунду Перри потерял дар речи и, лишь немного придя в себя, объявил:
— Если он способен на такое, зная, как французы относятся к подобным обрядам, чем скорее мы с Лизетт отправимся в Англию, тем лучше.
— И вы там поженитесь?
— Или здесь. Это не важно, главное, чтобы не пришлось ждать, а я боюсь, что ее дядя и, конечно, его матушка начнут возражать и настаивать на долгой помолвке.
Кассия рассмеялась:
— Вряд ли маркиз может настаивать на этом, когда сам женится так поспешно.
— Ты права, — согласился Перри, — и, Кассия, я очень рад за тебя, если, конечно, сможешь его удержать.
Кассия, поняв, что имеет в виду брат, просто сказала:
— Вер признался, что искал меня всю жизнь, и я верю ему. Стоит ли говорить, что и он — мужчина моей мечты?
— Так и знал, что ты в него влюбишься! — воскликнул Перри.
— Да… против него устоять невозможно, — вздохнула Кассия.
— Как и Лизетт! О, Кассия, она восхитительна и уверяет, что с удовольствием поможет мне отремонтировать дом, и не возражает потерпеть некоторые неудобства, пока мы не сделаем его идеальным.
— Тогда она именно та жена, что нужна тебе, — заверила Кассия, — и я всё время думала, что, если не считать маркиза, она лучшая в этой семье.
— У нас будут такие же лошади, если не лучше, — похвастался Перри, — и когда приедешь в гости, сможешь сама сравнить.
— Обязательно, — пообещала Кассия.
— Пожалуй, пойду приму ванну, — решил Перри, направляясь к двери. У выхода он обернулся: — Кстати, я так и не спросил, что случилось с Орвилом. Несчастный случай?
— Пистолет… выстрелил… и его ранило, — не кривя душой ответила девушка.
— И это все? — хмыкнул Перри и, выйдя из комнаты, плотно прикрыл дверь.
В старинной часовне стояла тишина, когда Кассия, опираясь на руку Перри, шагала по проходу. Маркиз уже ждал ее. Кроме них, в часовне присутствовала лишь Лизетт, которую Перри просил быть свидетельницей. Маркиз успел прийти и сказать Кассии, что они поженятся, как только родные разойдутся по своим комнатам.
— Они не захотят засиживаться допоздна после того, что произошло, — пояснил он, — и, как я слышал, мать и бабушка не захотят спуститься к ужину.
— Тогда мы останемся наедине… с Богом, — просто ответила Кассия.
— Именно этого я и хочу, дорогая, и когда сказал твоему брату о своем решении, он попросил пригласить и Лизетт и признался, что они собираются пожениться завтра утром, прежде чем покинут Францию.
Кассия тихо вскрикнула от восторга:
— Я так рада! Уверена, что Лизетт будет заботиться о Перри и сделает его счастливым.
— Никогда не видел столь взволнованного мужчину, если не считать меня самого, — улыбнулся маркиз, — и, конечно, благословляю их брак, который наверняка будет почти таким же счастливым, как и наш.
— Счастливее нашего ничего не может быть, — заверила Кассия. Жених нежно поцеловал ее и вышел из будуара, стараясь, чтобы слуги его не увидели и не стали сплетничать.
За ужин сели всего восемь человек, и единственной дамой, кроме Кассии и Лизетт, была Тереза, которая, правда, вскоре стала жаловаться на головную боль и, выпив кофе в салоне, отправилась к себе. Как маркиз и предсказывал, остальные обитатели замка рано разошлись по комнатам, если не считать нескольких мужчин, решивших отправиться в бильярдную. Обе пары будущих новобрачных остались одни.
— Чего же мы ждем? — улыбнулся маркиз и, взглянув на Кассию, велел: — Иди приготовься, дорогая. Мой камердинер будет сопровождать нас в свадебное путешествие. Он единственный, кто знает о венчании, и сейчас принесет тебе вуаль, в которой венчались несколько поколений невест семьи де Байе.
Кассия поспешила подняться к себе, думая о том, как ей повезло, что маркиз выбрал платье, настолько подходящее для новобрачной — белое, с прекрасным вышитым воротником. Переливчатый атлас оказался того же оттенка, что и изумительная кружевная вуаль, лишь слегка пожелтевшая от времени.
Кассия накинула ее на волосы и закрепила великолепной бриллиантовой тиарой, также присланной маркизом. Она долго любовалась необычным изделием ювелирного искусства, изготовленным в царствование Людовика Четырнадцатого, в виде сверкающего цветочного венка.
Кассия никогда раньше не носила тиару и сейчас, глянув в зеркало, почувствовала себя героиней волшебной сказки — сказки, в которую превратилась ее жизнь с того момента, как она пересекла Ла-Манш на яхте маркиза.
