Очевидно, этот мерзавец решил, что Виктория — его любовница. Эверсли принадлежал к числу тех, кто считает, что с девушкой, чья честь не находится под покровительством влиятельной семьи, не надо особенно церемониться. Роберт обязан был сразу это принять во внимание и сделать все, чтобы защитить Викторию.
Он не знал, как долго он сидел на полу, тихонько укачивая Викторию. Может, час, а может, десять минут. Но постепенно ее дыхание становилось все ровнее, и он понял, что она заснула. Ему не хотелось думать о том, какие сны она сейчас видит; он молил Бога, чтобы тот послал ей сон без сновидений.
Роберт поднялся и осторожно уложил Викторию на постель. Он понимал, какое отвращение она ей внушает после того, как Эверсли чуть не изнасиловал ее там, но ему больше некуда было ее положить. Не мог же он отнести ее в свою комнату. Это окончательно погубило бы ее репутацию, а Роберт теперь твердо знал, что, несмотря на застарелую обиду, он не способен разрушить ее жизнь. Эта мысль ошеломила его. Все эти годы он только о том и мечтал, как бы отомстить Виктории, если судьба вновь сведет его с нею.
Но сейчас, когда, казалось бы, для этого были все условия, он не смог исполнить то, чего так долго и страстно желал. Его душа тянулась к ее душе, как и раньше, и он понял, что просто не сможет жить на свете, если сделает ее несчастной и причинит ей боль.
Роберт наклонился и поцеловал ее в лоб.
— До завтра, Тори, — прошептал он. — Мы поговорим обо всем завтра. Я больше никуда тебя не отпущу.
Выйдя из комнаты в коридор, он заметил, что Эверсли куда-то исчез. Исполнившись мрачной решимости, Роберт отправился его искать. Этот подонок раз и навсегда должен уяснить себе: если он хоть словом обмолвится о том, что сегодня произошло, то может считать себя покойником.
* * *
Проснувшись на следующее утро, Виктория нашла в себе мужество начать свой день как обычно. Она умылась, оделась и отправилась завтракать с Невиллом.
Но внешнее спокойствие давалось ей с трудом. Руки ее слегка дрожали, и она с удивлением обнаружила, что старается не моргать: каждый раз, когда она закрывала глаза, ей мерещилось лицо Эверсли в тот момент, когда он наваливается на нее, вдавив в кровать своей тяжестью.
Виктория провела утренние занятия с Невиллом, затем проводила его к конюшням, где его ждал урок верховой езды. Обычно она спешила воспользоваться этой передышкой, но сегодня у нее не было ни малейшего желания покидать своего подопечного.
Меньше всего ей сейчас хотелось остаться наедине со своими мыслями.
Роберт заметил девушку, прогуливаясь по лужайкам парка, и бросился к ней со всех ног, чтобы перехватить, прежде чем она войдет в дом.
— Виктория! — крякнул он, задыхаясь от быстрого бега.
Она обернулась к нему, в глазах ее на мгновение промелькнул ужас, тотчас же сменившийся радостным облегчением.
— Прости, я не хотел тебя пугать, — поспешно сказал он.
— Ты меня нисколько не напугал. То есть напугал, конечно, но я рада, что это был ты, а не кто-то другой.
Роберт усилием воли подавил закипавший в нем гнев. Ему нестерпимо было видеть, как она дрожит от страха.
— Не беспокойся насчет Эверсли. Он сегодня утром уехал в Лондон. Я сам за этим проследил.
При этом известии Виктория чуть не заплакала от радости. У нее словно гора с плеч свалилась.
— Слава Богу! — выдохнула она. — Благодарю тебя.
— Виктория, мы должны поговорить.
Она судорожно сглотнула.
— Да, конечно. Я должна поблагодарить тебя. Если бы не ты…
— Довольно благодарностей! — вспылил он. Она смущенно потупилась.
— В том, что случилось прошлой ночью, есть и моя вина, — с горечью продолжал он.
— Нет! — воскликнула она. — Нет, не говори так. Ты спас меня.
В глубине души Роберту было приятно, что она считает его героем. Рядом с ней он чувствовал себя сильным, добрым и благородным, и ему очень не хватало этого окрыляющего чувства после того, как они расстались. Но совесть не позволяла ему принять незаслуженную благодарность.
Он прерывисто вздохнул и произнес:
— Мы обсудим это позже. А сейчас у нас есть более важное дело.
Она кивнула, и он повел ее прочь от дома. Увидев, что они направляются к лабиринту, Виктория подняла на Роберта недоуменный взгляд.
— Не хочу, чтобы нас кто-нибудь видел, — пояснил он.
Она слабо улыбнулась, впервые за это утро.
— Что ж, веди — я теперь знаю, как найти выход.
Он усмехнулся и повел ее по извилистым дорожкам, пока они не пришли к каменной скамье.
— Два раза налево, потом направо и снова два раза налево, — шепнул он.
Она опять улыбнулась и присела на скамью.
— Это останется в моей голове на веки вечные. Роберт сел рядом с ней, и вид у него был нерешительный и несколько смущенный.
— Виктория… Тори.
Сердце Виктории затрепетало, как пойманная пташка, стоило ей услышать это ласковое прозвище.
Роберт молчал, кусая губы. Наконец, собравшись с духом, он произнес:
— Ты не можешь здесь оставаться. Она удивленно вскинула брови.
— Но ты ведь, кажется, сказал, что Эверсли уехал в Лондон?
— Да. Но это не имеет значения.
— Для меня это имеет огромное значение, — возразила она.
— Тори, я не могу тебя здесь оставить.
— — Что ты такое говоришь?
Он нервно провел рукой по волосам.
— Я не могу уехать, зная, что тебя здесь некому защитить. То, что произошло прошлой ночью, может повториться.
Виктория твердо посмотрела ему в лицо.
— Роберт, это был далеко не первый случай, когда мне пришлось стать объектом нескромных домогательств.
Он замер.
— И ты думаешь, меня это успокоило?
— Просто раньше эти домогательства не были столь настойчивыми, — продолжала она. — Пойми, я всего лишь хочу сказать, что смогу за себя постоять и дать отпор чересчур назойливым джентльменам.
Он схватил ее за плечи.
— Если бы я вовремя не вмешался, он бы тебя изнасиловал. А возможно, даже и убил.
Она вздрогнула и отвела взгляд.
— Не думаю, что подобное еще когда-нибудь повторится. А от щипков и похотливых намеков я сумею, себя защитить.
— Но ведь это просто немыслимо! — взорвался он, потеряв самообладание. — Как ты можешь терпеть, когда тебя унижают?
— Никто не сможет меня унизить, если я этого не захочу, — тихо промолвила она в ответ. — Не забывай этого.
Он отпустил ее плечи и встал.
— Я знаю, Тори. Но тебе не обязательно оставаться в условиях, которые для тебя невыносимы.
— Неужели? — Она невесело рассмеялась. — И каким же образом могу я изменить те условия, на которые ты так прозрачно намекаешь? Мне ведь нужно как-то жить, милорд.
— Тори, оставь, пожалуйста, свой сарказм. С этим не шутят.
