— Смею вас заверить — теперь ей ничто не угрожает, — кивнул Киселев. — Ваш муж оправдан по всем статьям. Благодаря вашему содействию нам удалось проследить капитана Писарева до тайника, где он прятал похищенный им саквояж с деньгами. И теперь преступник будет препровожден в Россию для того, чтобы предстать перед судом.
— Надеюсь, он не избежит наказания? — в голосе Анны послышалась озабоченность. — До сих пор этому человеку чудовищно везло и удавалось скрывать свою подлинную сущность и оставаться безнаказанным.
— Поверьте, у нас есть достаточно верные пути возвращения на родину, отступить от которых ему будет невероятно трудно, — заверил ее Киселев.
— Хотелось бы услышать от вас — «невозможно», — грустно улыбнулась Анна.
— Думаю, вы прекрасно меня понимаете, а говорить всегда лучше приблизительно и в общем, — усмехнулся граф.
Анна вздохнула. Все последнее время она с усердием уничтожала следы пребывания Писарева в своем доме. Сначала Варвара по просьбе Анны сожгла в печке на кухне постельное белье и рубашку, которой касался Писарев, а потом накипятила побольше воды для ванны — Анна хотела немедленно принять ее.
Позже пришли супруги Боннэ, а следом Санников привез от Жозефины детей, и Анна бросилась к ним с такой радостью, как будто не видела сто лет. Она обнимала и целовала детей, и слезы градом текли из ее глаз. Анна почему-то была уверена, что это — слезы радости. Она ни минуты не сомневалась, что больше Писарев не вернется в ее дом. Согласно плану, который они обсудили вчера с Киселевым, капитан, едва выйдя из ее дома, становился добычей, а охотники на живца, по словам графа, были у него отменные.
И вот Писарев разоблачен, в доме воцарилась привычная атмосфера. Не было только Владимира — где же он, где?! Анна отказывалась верить в его гибель, и была полна решимости продолжать поиски мужа.
— Однако мы еще не завершили то, ради чего затевали эту интригу, — напомнил Анне Киселев. — Вы должны связаться с месье Шервалем, передать ему деньги и получить от него обещанные документы.
Анна вновь вздохнула — она чувствовала себя такой разбитой, такой беспомощной. И только присутствие детей придавало ей силы и уверенности в себе. Но граф был прав: осталось еще одно дело, возможно, самое важное. И Анна понимала, что его нельзя отложить.
Согласно договоренности с Шервалем, настоятельно просившим ее стать посредником между ним и заинтересованными персонами на русской стороне, как это делал барон Корф, она под видом цветочницы снова навестила трактир на улице Каменщиков и оставила букет фиалок на окне, выходящем на улицу, что означало: готовьтесь к встрече, наши условия выполнены. Потом Анна отправила месье Боннэ с запиской на русском языке к Киселеву и вечером, преобразившись в служанку, направилась по уже известному ей маршруту через рынок, где ее подобрал скромно одетый господин в простой карете, больше похожей на полицейский «сундук» и не вызывавшей ни малейшего любопытства у парижан.
Подавая Анне руку и помогая подняться в карету, граф с обычной любезностью перекинулся с ней парой малозначительных фраз, но потом всю дорогу до места встречи они молчали. Напряжение в карете напоминало прохладный ветерок, предвещающий грозу: электрические разряды уже пронизали его, но до грома и молний было еще очень далеко. Анна сидела рядом с Киселевым, а сопровождавший их усач устроился напротив. Он оказался такой огромный, что вынужденно расположился на сиденье боком, иначе его ноги придавили бы колени и ступни его более хрупких визави. Чуть ранее назначенного часа карета остановилась за квартал до улицы Каменщиков в тихом и безлюдном переулке. Анна в знакомом камуфляже вышла из кареты с корзиной в руках — ни дать ни взять старуха-служанка — и заковыляла к трактиру. Шерваль уже ждал ее в комнате, нетерпеливо бродя из угла в угол. Он буквально бросился ей навстречу, и его глаза при виде корзины загорелись. Но Анна жестом остановила его порыв и предложила ему сначала показать обещанные документы.
— Но у меня их с собою нет, — развел руками Шерваль.
— Что это значит, месье? — гневно воскликнула Анна. — Вы затеяли какой-то обман?
— Ни в коем случае! — поспешил успокоить ее Шерваль. — Документы я оставил у одной знакомой, которая за определенную плату хранит их в своем сейфе.
— И вы полагаете, что теперь мы все вместе поедем к ней, чтобы забрать бумаги? — сухо спросила Анна.
— Нет, — покачал головой Шерваль. — Я хотел дать вам к ней записку, и вы сами сможете получить все.
— В таком случае, — холодно сказала Анна, — мы поступим следующим образом. Вы немедленно дадите мне эту записку, и один из моих спутников проследует по указанному вами адресу и привезет документы сюда. И лишь когда мы убедимся, что там все, что вы обещали нам, вы получите свои деньги, и мы расстанемся.
— Однако я полагал… — начал Шерваль, но Анна прервала его:
— Вы полагали, что я настолько наивна и позволю одурачить себя? Не выйдет, месье Шерваль! Вы останетесь здесь со мной до тех пор, пока я не получу подтверждения, что обещанные вами документы получены, и они те самые, которые мы ожидаем. А чтобы вы не придумали ничего другого или не решили напасть на меня, мы сделаем следующее…
Сказав это, Анна постучала по двери, и в комнату тотчас вошел громадный усач. Шерваль побледнел, от одного вида гренадера как-то сморщился и растерял весь свой светский лоск и самоуверенность. Потом он нехотя достал из-за обшлага сюртука сложенный вчетверо листок бумаги и подал его Анне, которая, едва заметив это движение француза, откинула полу плаща и подняла руку, сжимавшую пистолет.
— Имейте в виду: пистолет заряжен, а стрелять меня учил муж, один из лучших дуэлянтов в моей стране, — предупредила его Анна.
— Но вы совсем не поняли меня, мадам, — пролепетал Шерваль. — У меня и в мыслях не было обманывать вас и тех, кто стоит за вами. Просто я хотел, чтобы все побыстрее закончилось…
— Хотели побыстрее схватить деньги и убежать? — усмехнулась Анна. Конечно, она понимала: Шервалем движет жадность, но не могла позволить ему завладеть деньгами прежде, чем придет подтверждение от Киселева, что документы получены. — Не выйдет, вы слишком много наобещали! А мы, русские, хотя и доверчивы, но очень не любим, когда пользуются нашей добротой слишком беззастенчиво.
— Нет-нет, — заторопился Шерваль. — Пусть ваши люди проверят, бумаги на месте. Передайте это письмо мадам Коринне, что держит заведение на Пляс-Пигаль. Она мой давний друг и дама честная.
Усач гренадер не выдержал и хмыкнул, а Анна осуждающе взглянула на него. Не все падшие женщины продажны, по крайней мере, душою. Силач проглотил усмешку и, взяв из дрожащей руки Шерваля листок, скрылся за дверью.
