Но когда плачущая женщина опознала его как человека, зверски убившего ее мужа и маленького сына, Аманда не могла отрицать очевидного. Сам Жан-Жак дю Плесси не нашел никаких оправданий, кроме того, что просто следовал приказам.
— У меня не оставалось выбора, — заявил он, и его слова были адресованы Аманде, а не Эль Леону. — Если бы я отказался, мои командиры расстреляли бы меня. Разве не так поступают в вашей армии? — Он умоляюще развел руками. — Я сказал вам все, что знал; неужели меня убьют за то, что я выполнял приказ?
Аманда порывисто повернулась, чтобы взглянуть в лицо Рафаэля, но он не смотрел на нее, лишь сделал знак своим людям. Француза грубо опустили на колени.
Она должна сказать что-то сейчас, иначе будет слишком поздно. Если Рафаэль отдаст приказ…
— Рафаэль! Эль Леон! Подождите! — Аманда проигнорировала ледяной гнев в его глазах и мрачно стиснутые губы. — Это война! Господи Боже мой! Разве вы не понимаете — он сделал только то, что и вы могли бы сделать!
— Аманда, ты только что слышала рассказ сеньоры Гарсия о подвигах твоего бравого француза, а также его признание. Разве это не меняет дело? Почему, ты думаешь, я велел привести тебя сюда? — Его голос превратился в низкий рык. — Я хотел, чтобы ты узнала все сама и не винила меня в этой казни.
Все произошедшее потом она запомнила до конца своих дней; упирающегося Жан-Жака оттащили к дереву и привязали, глаза закрыли черной повязкой. Его голос прерывался, когда он умолял сохранить ему жизнь под резкий треск шести ружей, обмякшее тело медленно рухнуло в пыль.
Оглушенная, Аманда на мгновение закрыла глаза. Почему он не сказал ей, что собирается сделать? Хотел показать, что он все еще грозный Эль Леон, а не Рафаэль, ее возлюбленный? Он поймет, что она запомнит это и никогда не забудет…
А Рафаэль подумал, что никогда не забудет, как Аманда смотрела на него — так, как если бы он был худшим из демонов ада. Ее презрительные слова ранили его, как острые кинжалы, и он почти пожалел о необходимости своих действий.
— Ты убийца, Эль Леон, и я никогда не прощу того, что ты сделал сегодня.
Каким-то образом — позже она не могла понять, как именно, — Аманда вернулась в дом и разразилась безудержными рыданиями.
— Ах, pequita, pequita, — снова и снова утешала ее Хуана, прижимая дрожащую девушку к своей пышной груди и похлопывая по спине. Эти движения так напоминали ей Марию, что Аманда почувствовала себя еще более несчастной. Смерть не была для нее внове, да и казнь француза не оказалась совершенно неожиданной, но ее потрясла бесчеловечность произошедшего. Как он мог? Как мог Рафаэль совершить такое?
— Я ошиблась! — гневно рыдала она. — Он бессердечное чудовище!
— Для некоторых — возможно, — пожала плечами Хуана, — но для остальных он человек, который принес им справедливость. Какое возмещение получила сеньора Гарсия за смерть своих мужа и сына? Только око за око, pequita. А ведь есть многие, кто не получил даже этого. Нет, может быть, это и не лучший, но единственный выход, который у нас есть сейчас. Скоро…
— О si! Manana! В Мексике все manana, только завтра никогда не наступает, не так ли? — с горечью спросила Аманда.
Хуана внимательно посмотрела на нее.
— Manana означает всего лишь «не сегодня», — спокойно произнесла она, и Аманде нечего было возразить. Это была часть самой сути Мексики, ее философия, и ей пришлось признать, что перед лицом всех их напастей мексиканцы очень неплохо держатся. Постоянные войны и мятежи, казалось, дали им внутреннюю стойкость, тщательно скрываемую под внешним услужливым одобрением. Загнанные в угол, мексиканцы сражались любым доступным оружием.
Презрительные слова дяди Джеймса мгновенно всплыли в ее памяти: он заявлял, что большинство населения Мексики хотело видеть Максимилиана своим императором.
«Ба, да этим невежественным крестьянам внушает благоговение сама мысль о королевской власти, — говорил он. — Они не желают, чтобы какой-то чертов индейский выскочка управлял их страной! Все это только пропаганда, устроенная ловким парнем Хуаресом».
Аманда верила ему. До этого Соединенные Штаты только-только начали оправляться после опустошительных последствий Гражданской войны, у них не было времени ввязываться в неопределенную политику их южного соседа; зато теперь, когда война осталась позади и началась Реконструкция, Соединенные Штаты обратили свое внимание на Мексику, и им не нравилось, что французы оказались так близко к их границам. С поддержкой Соединенных Штатов Хуарес легко мог победить. Но так ли это?
Ей иногда было трудно вспомнить, что ее мать тоже была мексиканкой, а она сама — часть этой раздираемой войной страны. Аманда всегда думала о себе как об американке, а ее дядя изо всех сил старался игнорировать ее мексиканские корни. Только Мария временами напоминала о них. В итоге Аманда не знала, что должна думать, что чувствовать.
Испанские предки Луизы Камерон построили свои дома в непроходимых лесах Мексики задолго до того, как появились Соединенные Штаты, и некая заносчивая надменность просочилась сквозь многие годы, доставшись даже Аманде. Она понимала кипящее возмущение, которое испытывали мексиканцы в отношении французов и даже Соединенных Штатов, понимала их неприятие любой интервенции, какими бы благими ни являлись ее намерения.
Но Стивен Камерон тоже был частью ее, и упрямая стойкость отца не позволяла ей покорно, смириться с судьбой. Владея Буэна-Виста, Стивен прошел через такие трудные времена, которые сломили бы менее стойкого человека, и Аманду наполняла решимость сделать то же самое. Любовь к ранчо всегда направляла ее и даже заставила вступить в ненавистный брак, который в конце концов привел ее в этот отдаленный горный лагерь. У судьбы извращенное чувство юмора, раздраженно подумала она.
Теперь, в лагере хуаристов, само ее существование — тонкая нить, которая может оборваться в любой момент, а она не в состоянии думать ни о чем, кроме Рафаэля, будь он проклят! Она ненавидела его даже тогда, когда не могла отрицать своего влечения к нему.
Прошла неделя с казни француза, неделя натянутого перемирия, прерываемого вспышками враждебности.
— Я не понимаю, почему бы тебе просто не отпустить меня! — бросила Аманда Рафаэлю туманным утром, когда темные и зловещие грозовые тучи, собравшись над горизонтом, закрыли горные пики. Она вихрем метнулась от окна. — Если бы ты не был так глуп и мог видеть дальше своего носа, ты бы понял, что это бесполезно.
Доведенный до предела, Рафаэль в конце концов потерял терпение. Он вскочил на ноги, стул с грохотом рухнул на пол. Тарелки на столе подпрыгнули и разлетелись на множество осколков, а Аманде едва удалось увернуться, когда он набросился на нее.
