– Доброе утро, Джейн, – как ни в чем не бывало произнес он. – Ты хорошо выспалась?
– Благодарю, прекрасно. А вы, милорд, вероятно, нашли в городе более удобную постель, – без обиняков заявила она.
– Наоборот. Кровать оказалась короткой и чертовски неудобной. Моя кузина только что сказала, что поделом мне. Здесь, в Бистоуне, меня ожидало мягкое ложе, – с улыбкой заметил он, наблюдая из-под полуопушенных век за Джейн.
– Ах вот оно что! Кузина! – презрительно сказала она, не обращая внимания на его бархатный голос и соблазнительные глаза. – Она смотрела на тебя далеко не по-родственному. Это ясно даже наивнейшей из жен. Так на чью постель она намекала? На мою или на свою?
Выражение лица Эдварда сделалось суровым. Он был готов найти ее обиженной или рассерженной, но на него смотрела просто мегера – янтарные глаза метали громы и молнии.
– О чем, черт возьми, ты говоришь? Ты обвиняешь Изабеллу в том, что она делает мне, женатому человеку, непристойные предложения?
– Ах, Эдвард, прекрати разыгрывать простачка – она именно это и делает.
Он пожал плечами, не желая начинать спор перед самым отъездом в Лондон.
– Не будь смешной, Джейн. Мы женаты меньше суток, а ты уже изображаешь ревнивицу.
– Ревность тут ни при чем. Меня не интересуют низменные подробности, где и с кем ты провел ночь. Но, дав перед Богом клятву в супружеской верности и любви, имей хоть каплю учтивости сообщить мне, почему ты решил так провести брачную ночь? Неужели я не заслужила по крайней мере объяснения? Или у тебя его просто нет?
Темные брови Эдварда насмешливо приподнялись, и он улыбнулся.
– Выходит, ты это заметила. Я польщен. Извини, но мне показалось, что ты будешь рада моему отсутствию.
– Спасибо, я была рада, – соврала Джейн. – Но твое вызывающее отсутствие в спальне нельзя назвать деликатным поведением, не говоря уж о возмутительном безразличии к моим чувствам.
Эдвард не привык оправдываться, хотя и понимал, что она права – его поведение скандально. Но он не мог объяснить подлинную причину своей выходки.
– Мне на самом деле жаль, Джейн, что мое поведение привело тебя в такой гнев. Знай я, как ты нетерпелива, то постарался бы смести все преграды на пути в твою постель.
– Я говорю не о физической близости… просто это предотвратило бы пересуды, – стальным голосом ответила она.
– Ты права, но иногда в наши планы вмешиваются дела.
– Тогда, Эдвард, изволь объясниться.
Он посмотрел на нее холодно и спокойно, затем, нахмурив лоб, отвернулся, словно подбирая слова.
– Итак, – нетерпеливо произнесла она. – Уж не мучает ли вас совесть, милорд?
– Моя совесть чиста, – отрывисто ответил он, с трудом подавляя бешенство… и страсть, так как даже в своем гневе и презрении она была до невозможности хороша и он едва удерживался от того, чтобы не заключить ее в объятия. – Я уже говорил, что у меня неотложные дела с сэром Джоном. Так вот, их обсуждение заняло очень много времени, а когда мы закончили, то возвращаться одному в Бистоун-Лодж было опасно.
– Всем известна репутация сэра Джона, и, несомненно, те развлечения, которые он предложил, тебе милее. Я все прекрасно понимаю, так что, будь добр, избавь меня хотя бы от твоего притворного огорчения. Изабелла, разумеется, растрезвонит об этом повсюду.
Обвинения жены больно задели Эдварда. Он злобно прищурился, а губы его скривились в ядовитой усмешке.
– Я не святой и в прошлом с удовольствием предавался радостям жизни, – оборвал ее он. – Что касается твоих измышлений относительно того, как я провел ночь, то ты ошибаешься – я спал один. У меня нет ни малейшего желания нарушать брачные обеты. Не тебе меня судить, Джейн, особенно если вспомнить о твоих тайных свиданиях с неким джентльменом.
Он отвернулся, чтобы удержаться и не накинуться на нее в порыве страсти, весьма неуместной в данной ситуации. Но когда он мельком заметил боль в ее глазах, то понял, что ее ярость – всего лишь защита и она изо всех сил борется с собственным унижением. Она так юна и уязвима, подумал Эдвард, и злость его улеглась. Он вздохнул и пошел к ней, чтобы обнять, но она тут же отодвинулась, боясь, что если уступит сейчас, то он догадается о ее безнадежной любви.
– Не трогайте меня! – выкрикнула Джейн. – Не смейте!
Она резко отвернулась и вышла из комнаты, так и не поняв из-за обиды и гнева, что его поведение – результат мучительной ревности. Дело в том, что он увидел сэра Саймона Баттериджа в гарнизоне Дерби – тот находился среди пленников-роялистов, которых отправляли в Лондон, дабы там на потеху публике провести по улицам, а затем заточить в самые скверные из городских тюрем.
Эдвард узнал Саймона по светлым длинным волосам и по горделивой, несмотря на связанные руки, осанке. Он был без шляпы, но в сапогах – значит, поймали его недавно. Правда, к тому времени, когда пленники доберутся до Лондона – те, кому посчастливится не умереть от голода, – он, подобно остальным, собьет ноги до крови.
Эдвард уже собрался покинуть Дерби, но, увидев человека, покорившего сердце Джейн, выругался и вернулся обратно к сэру Джону, где спиртным попытался заглушить муки ревности. Впрочем, его мучила не только ревность. Вспомнив, что Саймон Баттеридж был еще и другом Джеймса, Эдвард почувствовал себя отвратительно оттого, что ничем не облегчил положение несчастного и тем самым предал покойного друга.
Вернувшись на следующее утро в Бистоун-Лодж и продолжая в душе злиться на Саймона Баттериджа, он решил ничего не говорить Джейн о злополучной встрече, так как сознавал, что она зальется слезами и кинется в Дерби вызволять его из беды, забыв о всяком приличии.
В результате щедрых возлияний у сэра Джона голова у Эдварда болела, тело после ночи, проведенной на жестком соломенном тюфяке, разламывалось так, словно его пытали на дыбе, в довершение всего он не мог правдиво объяснить жене свое ночное отсутствие.
По дороге в Лондон Джейн никак не могла отделаться от раздражения, тем более что ей пришлось ехать в одной карете с Изабеллой, не скрывавшей своего злорадства. Столь скорый разлад между супругами Изабеллу ничуть не удивил, она никогда не верила, что Эдвард может глубоко и искренне любить Джейн, которая казалась ей полным ничтожеством.
То, что он сбежал из дома в брачную ночь, наводило Изабеллу на мысль, что кузен не намерен серьезно относиться к своим супружеским обязанностям. Посему она твердо решила как можно скорее объявиться в Лондоне, чтобы полюбоваться на унижение ненавистной Джейн.
Во время путешествия в Лондон Эдвард мало находился в карете с дамами, предпочитая большую часть дороги ехать вместе с конвоем. На постоялых дворах Джейн вела себя благоразумно, но подчеркнуто холодно и не делала больше замечаний относительно его проступка. Она разделяла покои с Энн, и если та и считала, странным, что Эдвард не приближается к жене со дня свадьбы, то была слишком воспитанна, чтобы спрашивать об этом. К тому же голова девушки была занята совсем другим.
