– Великолепно, – согласился Лоренцо. – И поскольку тебе так нравятся эти четырехногие твари, я думаю, ты не будешь ничего иметь против, если я оставлю заодно и свою лошадь на твое попечение, а сам немного отдохну. – И, не дожидаясь ответа, Лоренцо направился к домику.
Лион криво усмехнулся, провожая его взглядом:
– Не будем его разочаровывать. – Он взял поводья и направился к небольшой конюшне. – В домике всего одна комната, и мы не сможем побыть одни, пока не покинем Солинари. – Он обернулся:
– Ты чего стоишь? Идем со мной в конюшню.
Она наконец поняла и поспешила за ним.
– Ты снова хочешь меня?
– Если мы найдем охапку сена или какую-нибудь попону, не испачкаемся навозом.
Он открыл дверь маленькой конюшни, ввел коней внутрь и привязал их к коновязи.
– В конце концов, мы можем воспользоваться и яслями. – Он вдруг резко повернулся к ней. – Все это не имеет никакого значения. Ничего не имеет значения, кроме одного. – Он вытянул руки, провел по ее плечам, и она всем телом ощутила дрожь этих горячих рук. Его взгляд снова пробежал по конюшне в яростном нетерпении, пока он не заметил небольшую охапку сена за яслями. – Я болен тобой. Ты нужна мне сейчас, немедленно. – Он донес ее до охапки сена и поставил на колени. – Помоги мне! – Его голос стал низким, полным силы, желания и даже гнева:
– Останови это безумие!
Он поднял ей платье и взял ее даже с большим неистовством, чем раньше, и достиг пика быстрее, увлекая ее за собой в водоворот болезненного наслаждения.
Они лежали рядом, с трудом приходя в себя после обрушившегося на них яростного шквала.
– Ненавижу! – Лион закрыл рукой глаза и говорил сквозь стиснутые зубы. – Ненавижу эту проклятую слабость. Это невозможно вынести!
– Ненавидишь? – удивленно прошептала Санчия. – Но зачем тогда ты занимаешься этим?
Он ничего не ответил, и она продолжала неуверенно:
– А что, со мной у тебя это происходит по-другому, чем с Джулией Марцо?
Он отнял руку от лица, и его потемневшие глаза сверкнули негодованием и обидой:
– Конечно, она делает все значительно лучше. Думаешь, я бы тут хлопотал с тобой, будь она рядом? – Его улыбка стала жесткой.
Санчия почувствовала странный укол в груди, который заставил ее на время забыть обо всем:
– Мне очень жаль, что я не могу угодить тебе. Но может быть, если ты объяснишь, что я делаю неверно…
– Что ты делаешь неверно? – Его голос неожиданно стал грубым, он вскочил на ноги и принялся расседлывать Таброна. – Неверно то, что твои объятия так нежны, что твои соски такие розовые, твоя кожа такая мягкая… – Он сорвал седло с жеребца и бросил его на пол. – Ты все время стоишь у меня перед глазами. Я хочу тебя, хочу и не могу насытиться. – Он стоял позади нее, отвернувшись. – Сними одежду.
Она замерла в недоумении.
– Встань и сними одежду!
Она вскочила и торопливо стянула платье, рубашку и нижнюю юбку.
– Подойди.
Он повернулся и, не отрываясь, смотрел на нее, взглядом лаская каждый нежный изгиб ее тела, проникая, казалось, в самые сокровенные места.
– Моя, – сказал он хрипло. Его ноздри вздрогнули. – Каждый кусочек твоего тела – мой. И настолько долго, насколько я пожелаю держать тебя. Ты поняла?
Она быстро кивнула.
Его руки коснулись ее груди:
– Мое. Никто не касался тебя. И ты не должна никому позволять касаться этого. – Пальцы прошли сквозь мягкие завитки, скрывающие манящую глубину ее лона. – Никогда. Ты не смеешь даже улыбнуться другому мужчине до тех пор, пока я не прикажу этого. – Его голос был полон такой яростной страсти, что она не смела пошевельнуться и только беспомощно смотрела на него. – Повторяй же: я принадлежу тебе.
– Я… принадлежу тебе.
– Ни один мужчина никогда не прикоснется ко мне, кроме тебя.
– Ни один мужчина никогда не прикоснется ко мне, кроме тебя.
Его взгляд выразил что-то похожее на удовлетворение. Затем он отнял руки и отвернулся:
– Теперь одевайся и иди в дом.
Отойдя от него, она начала одеваться и робко предложила:
– Я бы могла помочь тебе управиться с лошадьми.
– Иди в дом!
Она прошла по земляному полу к двери и обернулась, перед тем как выйти. Лион стоял неподвижно, безжизненно опустив руки.
– Я на самом деле больше не боюсь тебя. Это было только вначале, но теперь я знаю, что ты не хочешь причинить мне вреда.
Он не ответил. Его мысли были уже где-то далеко.
– Мне необходимо заполучить Танцующий Ветер.
– Я знаю, что ты должен сделать это. – Удивленная неожиданной переменой темы разговора, она добавила:
– Я добуду тебе ключ. Я обещала, и я сдержу слово. Когда мне надо отправиться во дворец?
– Сегодня, если Марко привезет те сведения, которые нам нужны.
Она была ошеломлена:
– Так скоро?
– Да. – Он принялся расседлывать ее кобылу. – Иди и попроси Лоренцо, чтобы тебе приготовили воду для купания, и смени платье до того, как вернется Марко.
«Не для того, чтобы доставить удовольствие Лиону, а для того, чтобы идти во дворец», – подумала она обреченно.
– Поспеши!
Санчия повернулась и быстро пошла от конюшни к дому.
* * *
Марко Андреас въехал во двор домика в тот самый момент, когда последние лучи закатного солнца упали на зеркальную гладь озера. Он остановился и некоторое время не мог оторвать взгляда от завораживающей красоты. Невольная улыбка озарила его прекрасные черты.
– Ну, что ты скажешь об этом Аполлоне? – спросил у Санчии Лоренцо, пока они смотрели, как Лион идет через двор навстречу брату.
Санчия посмотрела на молодого человека, радостно засмеявшегося при виде Лиона, и тоже улыбнулась.
– Он один из блестящих молодых людей.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты знаешь сам – таких людей можно увидеть беззаботно гуляющими по улицам, они всегда кажутся счастливыми и полными жизни, носят красивую одежду, играют на мандолине, поют серенады для своих возлюбленных. Они обычно рисуют, или лепят, или пишут поэмы…
Лоренцо вскинул брови:
– Ну, а какое любимое занятие Марко, как ты считаешь?
Она внимательно оглядела Марко Андреаса, который что-то серьезно обсуждал с Лионом. Марко очень мало напоминал своего брата. Он был на несколько лет младше его и отличался классической красотой, вызывавшей в памяти скульптуры Микеланджело. Светло-каштановые вьющиеся волосы спускались на плечи, карие глаза мягко светились радостью и теплотой в отличие от сверкающих холодных глаз брата, черных, как эбеновое дерево. Подумав немного, Санчия ответила:
– Он живописец.
– Как ты пришла к такому заключению?
