Гастингс ежедневно посвящал один час верховой езде в манеже, и этот час в тесном кругу семьи он считал лучшим отдыхом за весь день. Отличный наездник, Гастингс от самой езды получал неимоверное удовольствие и бывал весел, как юноша. Он радовался, как влюбленный, когда видел, что Марианна с гордостью смотрит на него. Счастливая улыбка не сходила с его лица, когда он следил за Маргаритой, которая управляла своей изящной лошадкой с ловкостью, уверенностью и грацией, редко встречающимися даже у профессиональных наездниц.
Кадриль кончилась. Маргарита взяла из прически красный лотос, приколола его себе на плечо и радостно воскликнула:
— Назначаю приз! Лотос приносит счастье — он достанется тому, кто сорвет его у меня.
Она выехала на середину арены. Гастингс первым начал погоню, но, как ни хорошо он ездил, ему не удавалось догнать дочь, так как Маргарита при его приближении уносилась стрелой, и ее веселый смех раздавался на противоположном конце манежа.
Губернатор скоро отказался от состязания, сошел с лошади и сел с Марианной в ложу.
— Ну, мой шталмейстер, — крикнула Маргарита. — Разве вас не прельщает цветок?
Легкий румянец показался на загорелом лице капитана, его глаза блеснули, и он пустил лошадь за Маргаритой. Но она, подпустив капитана совсем близко, пригнувшись к шее лошади, погнала ее так, что пронеслась под его рукой как ветер. Он опять помчался прямо на нее, она повернула почти под прямым углом и ускользнула. Капитан из самолюбия не захотел признать себя побежденным ученицей, которую сам же научил верховой езде. Он понесся через арену и уже коснулся плеча Маргариты, но она увернулась с гибкостью змеи. Борьба разгоралась, золотистые волосы девушки выбились из-под шляпы и рассыпались по плечам, щеки зарумянились, грудь высоко вздымалась.
Маргарита погоняла лошадь голосом и хлыстом. Синдгэм все приближался, вытянутая голова его лошади поравнялась уже с платьем Маргариты, которая изо всех сил старалась сохранить расстояние, но напрасно — более крупная лошадь капитана имела перевес. Он ехал вплотную к ее иноходцу по внутренней стороне арены, лишая ее всякой возможности увернуться.
Теперь Маргарита опережала его только на голову лошади, еще круг — и лошади сравнялись. Капитан протянул руку и, продолжая бешеную скачку, сорвал цветок с ее плеча. Повернув лошадь, он осадил ее в середине арены и снял шляпу перед своей ученицей.
— Вы победили меня, — с улыбкой констатировала Маргарита. — Я рассердилась бы на всякого другого, но ученице не стыдно быть побежденной учителем… Пусть этот цветок принесет вам счастье, как думают индусы.
— Он принесет мне счастье, напоминая мою ученицу, которую я так обучил, что она чуть не победила меня.
Капитан поднес лотос к губам и прикрепил его себе на груди. Голубые глаза Маргариты потупились перед его пламенным взором, когда он целовал цветок, и нежное лицо ее покрылось румянцем. Синдгэм соскочил с лошади, чтобы помочь Маргарите, ее шляпа упала, и волосы рассыпались по спине и плечам. Одна секунда — и капитана окутала белокурая душистая волна ее волос, опьянившая его. Он крепче обыкновенного обхватил гибкий стан Маргариты, пронес ее несколько шагов и, как ребенка, поставил на песок. Маргарита стряхнула волосы с лица, приложила руки к пылающим щекам, смеясь побежала в ложу, поцеловала руки матери и ласково сказала Гастингсу, с любовью смотревшему на нее:
— Не сердись, отец, что я не одержала победу. Мой шталмейстер не имеет себе равного в искусстве, которому обучил меня, а кроме него, ни один человек на свете не сорвал бы у меня цветка.
Гастингс притянул ее к себе и поцеловал в лоб. Марианна привела в порядок волосы дочери.
Капитан Синдгэм смотрел с умилением на высокое семейство, и вдруг в голову ему пришла грустная мысль, что сейчас Маргарита обращается с ним как с другом, а вот выйдет замуж, и она станет гордой и недоступной. При такой мысли ужас охватил его, и лицо приняло угрюмое, мрачное выражение. Его мысли прервал голос Гастингса.
Он звал Синдгэма присоединиться к ним. Как всегда, после верховой езды подали фрукты, варенье, херес и рисовый отвар с душистым цветочным соком, и никогда еще Гастингс не разговаривал так свободно, весело, непринужденно, как сейчас. Они недолго просидели так, когда в манеж вошел английский офицер, проведенный главным дворецким. Гастингс сдвинул брови. Он не любил, когда ему мешали во время отдыха, и приказывал обычно не беспокоить его. Офицер же прошел арену, поднялся на ступени ложи и отдал честь.
— Кто вы? — спросил Гастингс, видя перед собой совсем незнакомое лицо.
— Капитан Фелловс, — последовал ответ, — из штаба сэра Роберта Даусона.
— Губернатора форта Сен-Джордж в Мадрасе? — удивленно спросил Гастингс.
Офицер подтвердил и подал письмо.
— Я приехал на корабле из Мадраса, — пояснил он, — с сообщением вашему превосходительству от полковника Даусона, которое он признает столь важным, что не велел медлить ни минуты. Поэтому я и потребовал, чтобы меня немедленно ввели, прошу извинить мою настойчивость.
— Вы исполнили свой долг, — похвалил его Гастингс, — служба прежде всего.
Он налил капитану стакан хереса, сломал большую печать письма, и ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он читал донесение. Только Марианна, знавшая своего мужа как никто и умевшая читать на его лице, заметила легкое подергивание в углах глаз и дрожание руки. Как ни тревожили ее эти признаки, она не проявила ни малейшего волнения, а, напротив, любезно расспрашивала капитана Фелловса о Мадрасе, где сама прежде жила, Гастингс до конца дочитал объемистое письмо, сложил его, положил в карман и сказал спокойно:
— Благодарю вас, капитан, за усердие при исполнении возложенного на вас поручения. Полковник пишет мне, что вы дополните доклад словесно. Время моего отдыха кончилось, пойдемте ко мне в кабинет.
Он поцеловал руку Марианны, погладил кудри Маргариты и ушел с приезжим офицером, бросив капитану Синдгэму:
— Не уходите, вы будете нужны.
Марианна пробыла еще некоторое время в прохладной ложе манежа, ведя легкий разговор. Маргарита по обыкновению шутила со своим шталмейстером, хотя более серьезнее и сдержаннее, чем обычно, будто избегала встретиться с его взглядом. И часто, когда капитан говорил с ее матерью, она задумчиво и вопросительно смотрела на его красивое лицо, как бы ища ответа на возникший в ее душе вопрос.
Скоро леди Гастингс встала, чтобы идти к себе, а капитан пошел в служебную приемную губернатора ждать его приказаний. Он тоже заметил своим зорким взглядом, что сообщение взволновало Гастингса. Но совсем не тревога о таинственном сообщении охватывала Синдгэма, когда он сидел в большом плетеном кресле в приемной. Его глаза то светились непривычным мягким блеском, то снова смотрели печально и мрачно. Он взялся за сердце, тяжело вздохнул и проговорил с тоской:
