— Происхождение обязывает, старина. — Люсьен предпочел отшутиться. — Нельзя изображать из себя высшую аристократию, ползая в сточной канаве.
— Разумеется. Что же касается лично тебя, то я думал, что ты носишь венок из листьев земляники по краям шляпы.
— Я приберегаю это украшение к тому времени, когда стану герцогом.
Однако эта веселая болтовня не мешала ему думать о том, что маркиз Арден не может рассчитывать на такой легкий способ избежать своей участи — отправиться на войну и погибнуть. Он обязан вступить в брак, чтобы произвести на свет очередное поколение великих и могущественных де Во.
Это вернуло его к мыслям об Элизабет Армитидж, которой он не доверял, но которая временами производила на него приятное впечатление. Ничего особенного в ней не было, но почему-то она занимала его мысли чаще, чем следовало.
Элеонора снова взяла малышку на руки и устроила с ней дурацкую игру, которая заключалась в том, чтобы говорить глупости и периодически тереться носами. Однако Арабелла, казалось, понимала ее, потому что улыбалась во весь рот и отвечала матери счастливым бульканьем. Рядом стояла няня, готовая в любой момент взять ребенка, но Элеонора, похоже, вовсе не спешила расстаться с дочерью.
Люсьен вспомнил, что когда-то считал Элеонору Делани прямой противоположностью Фебы Суиннамер, которая, по общему мнению, больше других подходила ему в жены. Все кандидатки на место маркизы Арден казались ему одинаково красивыми, хорошо воспитанными куклами, у которых хватает мозгов лишь на то, чтобы поддержать светский разговор. А Элеонора Делани обладала острым умом и приятными, естественными манерами.
Николас долил бокал Люсьена и проследил за его взглядом, направленным на его жену.
— Она уже занята, — заметил он шутливо, но тут же добавил вполне серьезно: — Знаешь, мужчине, который собирается вступить в брак, не следует так смотреть на чужую жену.
Для Люсьена эти слова стали откровением. Он не был готов к тому, чтобы открыть другу свое сердце, но за любое разумное слово был ему бесконечно благодарен.
— Я просто подумал, не возникало ли у тебя когда-нибудь желания ее задушить.
— Ты рассердился из-за того, что она попросила тебя подержать ребенка? — удивленно приподнял бровь Николас.
— Дело не в Элеоноре. В Элизабет.
Николас задумался на мгновение и вдруг улыбнулся.
— А, в твоей Элизабет. Хочешь ее задушить? — усмехнулся он. — Полагаю, что это проявление другой формы интимных отношений. — Он помолчал. — Впрочем, нет, у меня такой потребности никогда не возникало. Но с другой стороны, у нас с ней не было нормальных романтических отношений, а Элеонора не из тех, кто будет раздувать угли. А я… — Он усмехнулся. — Я всегда так гордился тем, что могу владеть всем, в том числе и своими эмоциями.
Люсьен тщетно пытался найти объяснение его самоиронии.
— Поскольку я урожденный де Во, мне никогда не приходилось держать себя в руках, — ответил он, чтобы заполнить паузу.
— Вряд ли ты справедлив к себе, — рассмеялся Николас. — И что же твоя будущая маркиза делает, чтобы раздуть потухшие угли?
Люсьену было трудно четко сформулировать причину противоречивых чувств, которые Бет Армитидж умудрилась в нем всколыхнуть, поэтому он ухватился за наиболее очевидную проблему:
— Она — последовательница Мэри Вулстонкрофт.
Николас в этот момент подносил бокал ко рту, и рука его остановилась на полпути. В глазах его сверкнула искра лукавого недоверия, а в следующую секунду он от души расхохотался. Вино пролилось на стол.
— Господь Всемогущий! — воскликнул он, с трудом приходя в себя. — Рассказывай-ка все подряд. И немедленно!
Все обернулись на эту реплику, и Люсьен понял, что зашел слишком далеко. Он пожал плечами и небрежно ответил:
— В другой раз.
— Несомненно, твоя история весьма занимательна, — понимающе кивнул Николас. — Впрочем, если рядом сидит Стивен, лучше не разглашать тайн. Мы пробудем здесь целую неделю, — произнес он настойчиво и с особым значением.
Поскольку остальные гости не слышали предыдущей части их беседы, они удовольствовались малым и вскоре вернулись к общему разговору. Николас не пытался расспрашивать его, и хотя маркиз неоднократно ловил на себе его испытующие взгляды, разговор так и не вернулся к проблемам его личной жизни. Люсьен не был уверен в том, что хочет поговорить с Николасом по душам. Слишком много чужих тайн пришлось бы ему обнародовать.
Люсьен покинул дом Николаса на рассвете вместе с Хэлом. Моросил дождь, но теплые плащи с бобровыми воротниками прекрасно защищали их от непогоды.
— Ты где остановился? — спросил Люсьен.
— В казармах.
— Я могу предоставить тебе кров в своем дворце на пару ночей, — предложил Люсьен, имея в виду особняк Белкрейвенов, который они оба в детстве называли «дворцом». Он вспомнил, как они играли в этом доме, гоняясь друг за другом по бесконечным коридорам и сбрасывая друг друга с лестниц. Опасность столкнуться с герцогом или налететь на какое-нибудь бесценное произведение искусства придавала их забаве аромат некоторой опасности.
Но с тех пор Хэлу довелось испытать настоящую опасность.
— Значит, ты предоставишь мне всего одну кровать? — пошутил Хэл, когда они свернули с Бентинк-стрит на Уэлбек-стрит. — Ты стал похож на тех богачей, среди которых вырос, да?
— В твоем распоряжении будет столько комнат, сколько ты захочешь. — Люсьен снова почувствовал себя мальчишкой. Когда они войдут в дом, возможно, ему придет в голову съехать вниз по перилам. — Выбирай любую из десяти спален, в каждой великолепная кровать с дюжиной пуховых перин.
— Как у принцессы на горошине? — усмехнулся Хэл. — Мое плебейское происхождение не позволит мне оценить подобную роскошь. — Хэл остановился и внимательно посмотрел на Люсьена. — Знаешь, мне бы очень этого хотелось. В казармах полно старых вояк. Они щедры на проявление сочувствия, но когда собираются вместе, слишком много говорят о войне.
— Ну так идем ко мне. Я отправлю кого-нибудь за твоими вещами.
Они свернули на Мальборо-сквер. Когда начнется сезон, здесь будет многолюдно, дома будут сверкать освещенными окнами, от экипажей некуда будет деться, но пока здесь было тихо.
— Кстати, почему бы тебе не приехать в Белкрейвен и не поддержать меня в момент сурового испытания? — поинтересовался маркиз. — Моя мать всегда относилась к тебе с особой нежностью.
— Ты хочешь, чтобы я своим видом погубил торжественную церемонию? — Хэл впервые заговорил о своем ранении.
— Ты вряд ли сможешь это сделать. Ты герой.
— Отверженный Господом, — пробурчал Хэл, глядя в сторону. — А почему ты решил, что бракосочетание станет для тебя суровым испытанием? Это имеет отношение к тому, что когда-то устроил Ник?