— Тем не менее, — сказал сэр Генри, поднимаясь, — я надеюсь, что вы не сочтете меня дерзким, если я предположу, что с сипаев нельзя сводить пристальнейшего взгляда и, может быть, целесообразно было бы просматривать их переписку. Наступили тревожные времена, мистер Бартон, и всем нам необходимо быть настороже… Давайте присоединимся к дамам.
— Что я тебе говорил? — спрашивал мистер Бартон, возмущенно передавая этот разговор своей жене, когда они в теплой темноте ехали домой. — Он болен и не годится для такого поста. Прислушивается ко всякой базарной сплетне и мучается от этого! Эти туземцы понимают только железную руку. Они уважают силу и презирают слабость. «Я не наказываю людей за то, что они говорят мне правду» — ба! Уж я бы знал, как поступить с любым черномазым наглецом, который осмелился разговаривать со мной подобным образом! Слушать их болтовню — значит, только подзадоривать их!
Мистер Бартон обнаружил бы, что в некоторых взглядах он сходится с Гонорией Лоуренс, если прочел, что она писала о своем муже почти пятью годами раньше: «Если новая доктрина полагает, что сочувствие к народу не подходит человеку, который управляет им, тогда сэр Генри в самом деле не подходит для своего поста». По мнению мистера Бартона, сэр Генри был совершенно неподходящим человеком, но у него не было желания оскорбить такую выдающуюся личность, поэтому он придерживал свой язык, пока не смог дать ему волю, оставшись наедине с женой.
Они посетили еще несколько приемов в резиденции, и, хотя мистеру Бартону больше не представилась возможность поговорить с глазу на глаз с Верховым Комиссаром Оуда, Винтер завязала дружбу с миссис Дейли, исполнявшей роль хозяйки и домоправительницы у сэра Генри.
Миссис Дейли, ее маленький сын и муж капитан Гарри Дейли остановились в качестве гостей в резиденции, и миссис Дейли временно взяла на себя управление просторным, скромно обставленным домом. Она почувствовала большое расположение к молодой миссис Бартон, и за несколько дней до своего отъезда вместе с мужем и ребенком в Хоти Мардан на северо-западной границе (к месту службы своего мужа) она пригласила Винтер провести несколько дней в резиденции.
Конвей не возражал, так как ему пришло в голову, что отсутствие жены представляет ему прекрасную возможность устроить себе развлечения на его собственный вкус в Каса де лос Павос Реалес. Поэтому он с удовольствием одобрил это приглашение и, проводив Винтер в резиденцию, устроился с большим стаканом коньяка, чтобы разработать план увеселений на неделю.
Резиденция в Лакноу была большим трехэтажным зданием, чьи веранды и портики глядели на прекрасный город и извилистую реку. Она стояла на возвышении, среди зеленых благоухающих лужаек и садов, наполненных розами и цветущими деревьями, окружавшими район плотно примыкающих друг к другу домов, в которых жили бесчисленные орды безработных музыкантов, фокусников и прочих прихлебателей исчезнувшего двора Вахида Али Шаха, последнего короля Оуда.
— Сэр Генри делает для них, что может, — обратилась к Винтер миссис Дейли, гуляя со своей гостьей по саду в прохладный вечер, — хотя я не думаю, что это просто. Он не может дать работу им всем. Но он всегда готов выслушать каждого, кто просит о помощи, и сделает то, что может. Я думаю, большую часть он берет из собственного кармана, и я не верю, что где-нибудь можно встретить более доброго и истинно щедрого человека. Гарри — мой муж — говорит, что он уже сделал больше возможного, чтобы успокоить провинцию, он заботится о том, чтобы обещанные пенсии выплачивались и чтобы утихомирить враждебные настроения среди торговцев и лавочников в Лакноу. Но мне кажется, что источником беспокойства остается армия бывшего короля. Гарри говорит, что сэр Генри надеялся определить их в военную полицию или местные войска, но они сказали, что получали жалованье от короля и не хотят получать его больше ни от кого. Но он не отчаивается. Он устраивал так много аудиенций, вы знаете, на которых знать и землевладельцы могут свободно высказывать свои жалобы, чтобы он мог сделать все, что в его силах, чтобы возместить им ущерб. Мне кажется, он никогда не спит!
В последние несколько дней Винтер была счастливее, чем была когда-либо за последние несколько месяцев. Облегчение оттого, что она была свободна от общества Конвея, само по себе было неизмеримо, а кроме того она была очарована атмосферой резиденции и ее хозяином, непритязательным, милым и благородным человеком.
— Нам с Гарри пришлось обставить мебелью и светильниками почти весь дом, — призналась миссис Дейли, — так как сэр Генри заявил, что ему нужны только нож и вилка. Он не может беспокоиться о таких мелочах и оставляет их на усмотрение слуг. И я никогда не знаю, скольких ждать гостей. Он просит меня разослать карточки для пятнадцати приглашенных, а за час до обеда войдет Джордж Лоуренс и скажет, что дядюшка пригласил еще двадцать и совершенно забыл сказать об этом! А кроме того, всегда приходят незванные посетители.
Один из таких посетителей явился на завтрак за два дня до того, как Винтер должна была уехать из резиденции.
Завтраки в резиденции были долгими и приятными, продолжались они от десяти до двенадцати, а в этот раз на нем присутствовали (в добавление к сэру Генри, его племяннику Джорджу, семье Дейли и Винтер) полковник Эдвардс, некий мистер Кристиан, комиссар Ситапура и доктор Огилви. Они оживленно обсуждали достоинства Будди и Конфуция как религиозных учителей, когда был объявлен посетитель, и капитан Дейли поднял глаза и вскочил на ноги:
— Алекс — это невероятно!
Винтер как раз очищала апельсин, она так и замерла от неожиданности. За ее спиной голос Алекса произнес:
— Привет, Гарри, я не знал, что ты здесь. Надеюсь, вы простите меня, что я явился к вам без приглашения, сэр Генри? Я приехал около часа назад, но мистер Бартон сможет принять меня позже, так что я подумал…
— Ты знаешь, Алекс, что я рад видеть тебя в любое время и ты не должен извиняться, — сказал сэр Генри, улыбаясь.
Винтер очень осторожно положила апельсин на тарелку и медленно обернулась, но Алекс не смотрел на нее. Он даже не понял, что она здесь. Он смотрел на своего старого начальника, и Винтер была охвачена беспомощным, глупым порывом чистой зависти. Чувством обиды, таким же горячим, сколько и нелепым, потому что ни она, ни любая другая женщина никогда не смогла бы вызвать такое выражение на лице Алекса.
Сэр Генри отодвинул свою тарелку и встал, чтобы пожать руку Алекса, и капитан Дейли приказал кидматгару принести еще один стул.
