Я ответила, что, по-моему, отличная.
– А вот и Маргерит! Ты выглядишь лучше, дорогая. Каникулы пошли тебе на пользу. Ну, давайте садиться. Вы, кузина, займите место по одну сторону от меня, а Маргерит – по другую.
Мы послушно сели.
– Теперь, – продолжал граф, – поговорим по душам. Мы редко ужинаем без гостей, кузина. Но так как это ваш первый вечер здесь, то я решил, что так вам будет легче познакомиться с семьей.
Мне казалось, что я сплю. Что все это значило? Граф обращался со мной, как с почетной гостьей.
– Этот замок, дорогая кузина, один из древнейших в стране, – сообщил он мне. – Вы можете легко заблудиться в лабиринте комнат и коридоров. Не так ли, Этьен, Леон?
– Совершенно верно, мсье граф, – ответил Этьен.
– Они здесь уже много лет, – объяснил граф, – поэтому их ничем не удивишь.
Слуга принес пищу, обильно приправленную пряностями, которая мне не слишком понравилась. Да и вообще я не была голодна.
Леон, сидящий напротив, рассматривал меня с интересом. Его дружеская улыбка действовала на меня ободряюще. Отношение ко мне Этьена было совсем иным – в нем явно ощущалась подозрительность. Меня интересовало, насколько они осведомлены о происшедшем. Оба казались мне весьма колоритными личностями, очевидно, потому что я знала об их происхождении от Марго. Этьен, по-моему, больше боялся графа, чем Леон, державшийся свободно и с достоинством.
Граф говорил о замке, старая часть которого использовалась только для церемониальных целей.
– Один из вас должен завтра показать кузине Минель замок.
– Конечно, – согласился Этьен.
– Я претендую на эту честь, – заявил Леон.
– Благодарю вас, – ответила я, улыбаясь обоим.
Этьен стал расспрашивать об Англии, и я отвечала как можно подробнее, в то время как граф внимательно слушал.
– Вам следует говорить с кузиной по-английски, – заметил он. – Это будет проявлением вежливости. Давайте перейдем на английский.
Это оборвало беседу, так как Этьен и Леон весьма скверно владели английским языком.
– А ты чего молчишь, Маргерит? – недовольно осведомился граф. – Я хочу услышать, как ты усвоила язык нашей кузины.
– Марго говорит по-английски достаточно бегло, – сказала я.
– Но с французским акцентом! Почему жители наших стран с таким трудом учат язык друг друга? Можете вы объяснить мне это?
– Это вызвано движениями рта во время разговора. Французы используют лицевые мускулы, которые никогда не используют англичане, и наоборот.
– Я уверен, кузина, что у вас на все готов ответ.
– По-моему, так оно и есть, – заметила Марго.
– Значит, к тебе вернулся дар речи?
Марго слегка покраснела, а я спросила себя, почему, как только граф начинал мне нравиться, он сразу же портил дело какой-нибудь злой выходкой.
– Не думаю, чтобы Марго когда-нибудь его теряла, – резко ответила я. – Просто, как большинство из нас, она иногда не расположена к беседе.
– Тебе повезло с защитником, Маргерит.
Леон, запинаясь, спросил по-английски, где мы провели наш отдых.
Последовала краткая пауза, после которой граф ответил по-французски, что неподалеку от Канна.
– Примерно в пятнадцати милях от границы, – добавил он, и я была шокирована его бойкой ложью.
– Я плохо знаю эти места, – сказал Леон, – но мне приходилось там бывать. – Он обернулся ко мне. – Как называется это место?
Я не ожидала так быстро оказаться в затруднительном положении, но понимала, что это мог быть первый случай из многих.
Прежде чем я смогла ответить, граф пришел на помощь.
– Кажется, Фрамерси – не так ли, кузина? Признаюсь, что раньше никогда не слышал этого названия.
Вместо меня ответил Этьен:
– Должно быть, это маленькая деревушка.
– Таких мест тысячи по всей стране, – продолжал граф. – Во всяком случае, там им было спокойно, а именно в этом Маргерит нуждалась после болезни.
– В наши дни во Франции нелегко найти спокойное место, – заметил Этьен, вновь перейдя на французский. – В Париже не говорят ни о чем, кроме дефицита.
– Жаль, – обратился ко мне граф, – что вы приехали во Францию, когда страна в таком трудном положении. Пятнадцать-двадцать лет назад все было по-другому. Удивительно, как быстро могут собираться тучи. Сначала появляется легкая тень на горизонте, и сразу же небо начинает темнеть, становясь все более грозным. – Он пожал плечами. – Кто может сказать, куда идет Франция? Все, что мы знаем, это то, что гроза приближается.
– Возможно, ее удастся избежать, – предположил Этьен.
– Если только еще не слишком поздно, – пробормотал граф.
– Не сомневаюсь, что уже слишком поздно. – Глаза Леона внезапно сверкнули. – В стране избыток бездействия, бедности, налогов, а высокие цены на продукты означают для многих голод.
– Но всегда же существовали богатые и бедные, – напомнил ему граф.
– А теперь появились люди, которые утверждают, что так не всегда будет.
– Они могут это утверждать, но что они в состоянии сделать?
– Некоторые горячие головы считают, что могут кое-что сделать. Они собираются не только в Париже, но и во всей стране.
– Банда оборванцев! – с презрением произнес граф. – Пока армия остается верной королю, им ничего не удастся сделать. – Нахмурившись, он обернулся ко мне. – В этом столетии во Франции неспокойно. Когда в прошлом веке нашей страной управлял Людовик XIV – король-солнце, великий монарх – никто не осмеливался оспаривать его власть. В его эпоху Франция была впереди всего мира. В науках, в искусстве, на поле битвы никто не мог сравниться с нами. В тс годы народ не возвышал голос. Потом на престол взошел его правнук Людовик XV – весьма обаятельный человек, однако, совершенно не понимавший народ. В молодости его именовали Людовиком Возлюбленным, так как он был очень красив. Но легкомыслие, расточительность, равнодушие к воле народа сделали его одним из самых ненавидимых монархов, которых когда-либо знала Франция. Бывали времена, когда он не осмеливался проехать верхом через Париж, и для него специально строили дорогу в объезд. Именно тогда монархия стала непрочной. Наш теперешний король[42] добр и благороден, но, увы, он слаб. Хорошие люди не всегда оказываются хорошими правителями. Вы хорошо знаете, кузина, что добродетель и сила сочетаются весьма редко.
– Позволю себе не согласиться с вами, – возразила я. – Не будете же вы отрицать, что святые, умиравшие за свою религию зачастую мучительной смертью, располагали не только несомненной добродетелью, но и силой?
За столом на миг воцарилось молчание. Марго казалась обеспокоенной. Я осознала, что прерывать рассуждения графа, да еще противоречить ему было весьма необычным явлением.