– Я только что встретил Пьера Вульфа, – громко воскликнул он. – Должно быть, я выглядел чертовски хорошо, потому что он стал пугать меня атеросклерозом, каким-то трясучим параличом и…
Тут он заметил, что ни Фанни, ни Джейн не двинулись с места при его появлении. Он вгляделся в их лица, увидел, что они совсем не похожи на те, какие были у них обеих утром, и спросил тоном хозяина:
– Что случилось?
– Фару… – начала было Фанни.
– Фанни, я вас умоляю… – взмолилась Джейн.
– Что случилось? – громко и нетерпеливо повторил Фару. – Женские ссоры? Истории с прислугой?
Фанни посмотрела на Джейн и издала короткий смешок. Джейн всем телом сделала уступчивое движение, нечто вроде вежливой пантомимы, как бы говоря ей: «Я оставляю всё на ваше усмотрение, говорите…» На что Фанни ответила кивком головы, означавшим: «Я всё беру на себя».
– Фару, – заговорила Фанни, – мы с Джейн только что серьёзно объяснились. Ты видишь – мы очень спокойны. Мы намерены оставаться спокойными и впредь.
Губы её теперь были бледно-сиреневыми, и она старательно выговаривала слова. Фару только сейчас заметил на лице жены эти бледные губы и слишком большие, слишком красивые глаза, погасшие и лишившиеся всякого выражения. Должно быть, он подумал, что она сейчас упадёт в обморок, потому что выбросил руку по направлению к ней. Но она пояснила:
– Джейн – твоя любовница, я – твоя жена, мы ничего не можем решать окончательно без тебя…
Фару, успевший уже сесть, медленно встал с места. Его брови величественно изогнулись, и женщины на мгновение испугались лишь потому, что считали его красавцем. Обе чего-то ждали, ждали, что сейчас грянет гром.
– Кто из вас первой заговорил об этом? – спросил наконец Фару.
– Я, разумеется, – оскорблённо ответила Фанни. Он остановил на ней взгляд – не горящий, холодно-подозрительный:
– Как давно ты знала об этом?
Она солгала, скорее из фанфаронства:
– О!.. Очень давно…
– И так хорошо скрывала это? Браво.
Она нашла, что это вульгарные нападки, и пожала плечами.
– Вот только, – продолжал Фару, – если ты действительно долго скрывала это… то меня удивляет… да, меня удивляет… почему ты не стала делать этого и дальше?
Опешив на мгновение, Фанни взяла себя в руки и выкрикнула:
– Значит, ты думаешь, что такое можно хранить в себе, можно замалчивать до бесконечности?
– Убеждён в этом, – сказал Фару. Обратившись жестом за сочувствием к Джейн, Фанни забормотала:
– Ну знаете ли… Ну знаете ли…
– Особенно тебе, – добавил Фару.
– Ради привычки, не так ли?..
До сих пор Фару смотрел только на дрожащие руки Фанни. Но вот он взглянул на её полные слёз глаза и заговорил более непринуждённо:
– Ради привычки, если тебе так нравится это слово. Разве за двенадцать лет я лишил тебя когда-нибудь, что бы я ни делал, хоть малой толики нежности?
При этих словах Джейн мягко скользнула в полосу света, и Фару вздрогнул.
– Я прекрасно понимаю, Джейн, что эта сцена чрезвычайно тяжела для вас… Но любые ваши слова сделают её ещё более тяжкой, и я заклинаю вас помнить об этом.
– А я и не собиралась ничего говорить, – сказала Джейн.
– Впрочем, – продолжил Фару, – я готов взять на себя всю ответственность.
Фанни прервала его пронзительным восклицанием:
– Что, ответственность? Какую ответственность? Кто от тебя требует ответственности?.. Дело вовсе не в этом, Фару… Говори что хочешь, делай что-нибудь, займись нами, но только не это… Давай, Фару, давай!
Она пришла в ужас от того, что он сумел в такой момент проявить умеренность, и злилась на него за то, что он ведёт себя так, как испокон веков вели себя мужчины, оказывающиеся между двумя женщинами. Почему Фару ещё не взорвался, не послал к чёрту все законы человеческой справедливости, все предосторожности, чувствительность Джейн и Фанни, почему ещё не унёс на руках предмет, пусть временный, своего блистательного выбора? «Какой он медлительный, Боже мой, какой же он медлительный… Пусть было бы неистовство, но только любовное, предназначенное одной из нас – не важно, мне или ей, пусть было бы отчаяние, но любовное… Неужели же мы такие старые, что он остаётся таким холодным, что он даже не чертыхается?..»
– Мы ведь не сумасшедшие, – сказал Фару. – Я всего лишь мужчина, но мужчина, решивший сохранить максимум равновесия в ситуации, в какой столько мужчин и женщин его теряют. Если я был в отношении Джейн…
– Речь идёт не обо мне, – перебила его Джейн. – Ведь я, кажется, ничего не требую. Речь пойдёт обо мне, только если Фанни захочет, чтобы я удалилась… что вполне естественно.
Он важно кивнул головой в знак согласия. Фанни пыталась обнаружить на его крупной лепки лице, увенчанном гривой волос, какое-нибудь мужское решение, обнаружить след волнения, вызванного у неё самой словами Джейн.
– Фанни прекрасно знает… – начал Фару. Он спохватился и повернулся к жене: – Ты прекрасно знаешь, Фанни, что ты – моя дорогая Фанни. И я всегда, что бы ни случалось, видел с твоей стороны на протяжении вот уже более десяти лет только нежность. И вот эти самые десять лет являются для меня залогом того, что ты пожалеешь ту, которая заслуживает того, чтобы её пожалели. Я заранее благодарен тебе за это.
«Та, которая заслуживает, чтобы её пожалели», не моргнув глазом восприняла и конец этой тирады, и немое изумление Фанни. Она даже слегка округлила губы, как бы собираясь присвистнуть от иронического восхищения. С приходом Фару она, казалось, утратила способность волноваться и удивляться и теперь спокойными глазами следила за движениями Фанни и Фару.
– Как это всё понимать, Фару? Как это всё понимать? – прошептала потрясённая Фанни.
Она посмотрела на Фару как раз в тот момент, когда он подавил зевок от нервного напряжения.
«Желание оказаться подальше отсюда сочится из всех его пор! – с возмущением подумала Фанни. – Сейчас он уйдёт… Он найдёт какой-нибудь предлог, чтобы уйти… И это всё, что он может сказать? Разве так ведут себя, когда в жизни наступает крутой перелом?..»
– Фару! – окликнула она его с мрачной печалью в голосе.
– Да, моя Фанни, я здесь. Я слушаю тебя. Ты хочешь, чтобы мы поговорили наедине?
– Фару!..
Она отвергла эту его мягкость и предупредительность, не желая, чтобы с ней разговаривали как с тяжелобольной. Она с удовольствием ударила бы Фару, лишь бы исторгнуть из него что-то невольное, непреодолимое – вспышку, проклятие, жалобный стон…
Фару рискнул положить ей руку на лоб и наклониться над ней, слегка запрокинув её голову. В глубине его больших жёлтых зрачков Фанни прочла желание убедить её с помощью чувственности, но где-то глубоко в них затаилась, как ей показалось, внимательная, трусоватая осторожность… Её злость сразу куда-то пропала, и она повела шеей, отчего его тяжёлая рука скользнула по волосам.
