— Принеси мне эля! — рявкнул Эмори, когда испуганный оруженосец замер на безопасном расстоянии. Олден кивнул и ретиво бросился выполнять приказ, но был остановлен новым ревом хозяина: — Нет! Вина! И побольше!
Захлопнув дверь, Эмори обернулся к оробевшей Эмме. На черных простынях постели она казалась алебастровой статуей. Он круто повернулся к двери и вновь распахнул ее. Ему было спокойнее ждать возвращения Олдена стоя спиной к жене: меньше был риск дальнейших вопросов. Черт бы побрал всех на свете! Не будет он объяснять ей, как делают детей! Не будет, и все тут!
Эмма была в полной растерянности. Еще совсем недавно все, казалось, складывалось так удачно! Он быстро разделся и готов был уже совершить все, что следует. Но что-то его остановило. А теперь он хочет напиться для храбрости.
Ее размышления прервало возвращение Олдена. Юноша выполнил приказание молниеносно, наверное, бежал опрометью в оба конца.
— А где моя кружка?
— Ваша кружка, милорд? — заикаясь под грозным взглядом хозяина, пролепетал Олден.
— Впрочем, не важно! — нетерпеливо махнул рукой Эмори и захлопнул дверь перед носом оруженосца. Бросив недружелюбный взгляд на жену, он буркнул что-то себе под нос и, поднеся ко рту бутыль, одним долгим глотком опорожнил ее наполовину.
— Прошу вас, милорд, не переусердствуйте! — воскликнула, соскакивая с постели, Эмма. Подбежав к Эмори, она попыталась выхватить из его рук бутыль. — Я слышала, что спиртное уменьшает мужскую… силу.
— С моей мужской силой все в порядке, жена! — отрезал он и поднял бутылку повыше, чтобы Эмма не могла до нее дотянуться.
Но Эмма не сдавалась. Подняв руки, она грациозно выгнула спину, стараясь поймать бутыль. Эмори как завороженный смотрел на ее пышную подрагивающую грудь. Наконец он с трудом отвел взгляд и выругался, вспомнив, как она обвиняла его в неспособности сделать ее беременной. Но в этот момент Эмма потеряла равновесие и упала на него. Ее груди, коснувшись его груди, обожгли его, как раскаленные угли.
Они замерли, сразу утратив всякий интерес к дальнейшей борьбе. Эмма с изумлением заметила, что ее нежные соски напряглись и стали твердыми, как камешки. Такое с ней случалось раньше, когда она мылась холодной водой… Но сейчас, касаясь ими груди мужа, она испытала не холод, а необычайный жар. Щекочущая горячая волна прокатилась по ней от кончиков грудей до низа живота.
Она еще пыталась сообразить, что с ней происходит, когда Эмори внезапно протянул руку и провел большим пальцем по торчащим бутонам ее сосков. Щекочущее тепло вновь окатило ее, пронзив жгучей стрелой наслаждения, от которого она содрогнулась и стала таять, растворяясь в странном жарком блаженстве. С ее губ слетел неудержимый стон восторга и ужаса.
Эмори этот стон ошеломил: ведь женам не полагалось получать удовольствие от супружеской близости. Тем не менее этот нежданный отклик пробудил в нем ответный жар, и он захотел услышать ее стон снова. Эмори подхватил жену под локти и, приподняв повыше, так что груди ее оказались на уровне его лица, взялся губами за твердый розовый сосок.
Глаза Эммы распахнулись на миг и тут же крепко зажмурились. Муж сосал ее грудь, как младенец, ласково потягивая, покусывая то один, то другой сосок. Это было так странно, она никогда о подобном не слыхивала, но так приятно! Волнующая щекотка превратилась в бушующее пламя, сжигавшее ее всю изнутри. Эмма затрепетала, находясь во власти необычных ощущений.
Запрокинув голову, она вскрикнула и впилась пальцами в его плечи, чтоб не упасть, когда волны восторга бурной чередой покатились по ней, над ней, сквозь нее… Эмори приблизился к постели и опустился на нее, посадив Эмму себе на колени. Теперь его руки были свободны и могли беспрепятственно скользить по ее телу.
Его горячие ладони накрыли ее груди, приподняли их, лаская нежными, дразнящими прикосновениями. Затем он погладил ее подрагивающий живот, медленно провел по ягодицам и притянул к себе, так что его восставшая мужская плоть оказалась прижатой к ее бедрам.
Тело Эммы отозвалось новой вспышкой пожиравшего ее огня. Она вскрикнула, судорожно вскинув руки и погружая их в густые темные волосы Эмори, и самозабвенно прижала его голову к груди. Но тут рука Эмори скользнула вниз, и Эмма ахнула, ощутив его пальцы на внутренней стороне бедра.
Эмори предупредил ее протестующий возглас своими губами и снова удивил ее, проникнув языком внутрь ее полуоткрытого рта. Какое-то мгновение Эмма перестала понимать, что с ней происходит: так она никогда ни с кем не целовалась. Этот странный и страстный танец его языка увлек ее. Ею вдруг овладело неуемное желание, которое требовало удовлетворения, но она не знала, как это сделать. Язык ее начал требовательно сплетаться с его языком, а тело отчаянно прижималось к нему, словно решив слиться с ним в единое целое.
Однако Эмма продолжала ощущать какую-то пустоту внутри, требующую заполнения. Эта непонятная и необъяснимая пустота взывала к ней из самой глубины ее тела, и когда ладонь Эмори поднялась выше и легла на женственный холмик, Эмма почувствовала восторг, смешанный со смущением, и с губ ее слетела неясная мольба. В ответ Эмори раздвинул пальцами густые завитки между ее бедер и коснулся средоточия ее женственности, в то время как его губы, приникнув к нежной шее Эммы, покусывали и ласкали страстными поцелуями чувствительную кожу.
Жар в ее крови нарастал. Тело напоминало тетиву натянутого лука Она стремилась к чему-то неизвестному, чего жаждала и страшилась. Ей казалось, что она сейчас умрет, если не достигнет этого неизъяснимого предела. В порыве отчаяния и неудовлетворенности она вонзилась ногтями в спину мужа, но недостижимая цель упрямо маячила вдали, не приближаясь. Эмори, словно в отместку, слегка укусил ее за мочку уха, продолжая настойчиво с нарастающей скоростью поглаживать влажную нежную складочку.
Когда Эмма почувствовала, что больше не может, что сейчас в его руках разобьется на тысячу осколков, выдержка покинула доведенного до предела Эмори. Он высвободил обе руки и мягко опрокинул ее навзничь. Она ощутила, как приняла ее постель, а затем муж навис над ней, как в первую брачную ночь Рот его вновь яростно завладел ее губами, и мощным толчком Эмори вонзился в нее.
Глаза Эммы широко распахнулись. Его вторжение, казалось бы такое же, как тогда, теперь потрясло ее до глубины души. На этот раз его движение не причиняло боли, а принесло невыразимое наслаждение. Его тело накрывало ее, окутывало, пригвождало к постели. Наконец, одним мощным толчком он достиг вершины экстаза, с победным радостным кличем вознес ее к звездам, и она рассыпалась среди них мириадами сияющих искр.
