Молясь, девушка видела Адольфа. Она не могла сказать, почему, но в нем было что-то, что постоянно притягивало ее взгляд. Другим он мог казаться всего лишь бедным стариком в поношенной одежде, но Рена чувствовала в нем дух отважного воина.
И когда он поднялся на ноги, девушка знала, что этот воин принял решение.
Вернувшись в кухню, они обнаружили Джона в состоянии крайнего смущения. Несколько женщин из поселка пришли к нему с подарками.
— Буханка хлеба для вашей светлости, — говорила жена пекаря. Она была одной из тех женщин, что ухаживали за Реной во время болезни, и ее лицо просветлело при виде девушки.
— А мой муж велел принести вам вот этих говяжьих ребрышек, — быстро вставила жена мясника, — чтобы поприветствовать вашу светлость.
Их было восемь, и каждая принесла что-то в качестве «приветствия». Молоко, сыр, масло — всего было столько, что могло заполнить кладовую запасами на несколько дней. Они услышали разговоры о грядущем процветании и хотели знать, правда ли это.
Рена увидела на их лицах загоревшуюся надежду, и у нее защемило сердце.
Женщины, как и все жители поселка, считали, что ее желание непременно должно совпадать с их желанием. Что бы они сказали, узнав, что Рена является препятствием для осуществления их последней надежды?
Заглянув в лицо Джону, девушка увидела, что он это понял и почувствовал неловкость от того, что не собирается оправдывать их ожиданий.
Когда последняя посетительница ушла, Адольф мягко сказал:
— Я вижу, мой сын хорошо постарался.
— Они поверили слухам, которые он распускает, — с горечью посетовал Джон. — Но что мне делать? Я не могу и не хочу жениться на Матильде, даже если бы она была готова выйти за меня. Нужно было просто сказать им, что моей женой станет Рена.
— Нет, Джон, — сдавленным голосом произнесла та. — Ты говоришь, что не хочешь жениться на Матильде, но это не значит, что ты можешь жениться на мне. Ты должен думать о них.
— Рена вбила себе в голову безумную идею, что я должен выставить себя на аукцион перед другими богатыми наследницами, — сердито сказал Джон.
— Возможно… ты найдешь такую, которую сможешь полюбить и которая полюбит тебя, — сказала девушка. — Если бы меня здесь не было…
— Ты или никто, — отрезал Джон. — Адольф, объясните ей, что она говорит глупости.
— Но, возможно, она не так уж неправа, — тихо сказал Адольф.
Джон побледнел.
— Вы шутите.
— Я знаю, что Рена никогда не пойдет против совести, — сказал Адольф. — И вы не должны пытаться принудить ее. — Он улыбнулся обоим. — Но пока мы не знаем, что скажет ее совесть.
— Знаю, знаю! — в отчаянии воскликнула девушка.
— Вы забыли о моем чуде, — старик оглядел их, — или вы не верите в чудеса?
— Я не верю, что чудеса случаются по заказу, просто потому, что нам так хочется, — сказала она. — Ах, прошу вас, я…
Внезапно Рене захотелось побыть одной.
— Мне нужно отлучиться за покупками, — сдавленным голосом проговорила она.
— Разве этого недостаточно? — спросил Джон, указывая на продукты на столе.
— И все-таки мне нужно еще молока, — торопливо сказала она. — Теперь мы будем жить здесь вчетвером. Я скоро вернусь.
Она выбежала из комнаты, прежде чем ее успели задержать. Слова Адольфа больно ранили ее сердце. Он был добрым и мягким, и в то же время она видела: он считает ее правой и поддержит в этом мучительном решении, не станет от него отговаривать. Но эта его поддержка ее не радовала, скорее, наоборот.
Повсюду в поселке ее встречали улыбками, приглашая разделить с ними надежду и радость. Рена улыбалась в ответ и быстро проходила мимо.
В молочной лавке она купила молока и поспешила на улицу, надеясь избежать разговоров, но на пороге ее остановила фигура в черном одеянии.
— Мистер Дэйкерс, — сказала она. — Доброе утро.
— Нам нужно поговорить, мисс Колуэлл.
— Я право же очень…
— Прошу вас, выслушайте меня.
Он преградил ей путь, с болезненно-желтым лицом, властный и где-то даже жестокий.
— Я здесь, чтобы поговорить о вашем будущем, — сказал он.
— Повторяю в последний раз, мистер Дэйкерс, я не буду вашей экономкой.
— Нет, это уже было бы нежелательно. В свете последних событий я вижу, что нужны более решительные меры.
Он сделал глубокий вдох и встал так, будто врос ногами в землю.
— Я предлагаю вам заключить со мной брак.
— Я… прошу прощения?..
— Вам должно быть ясно, что вы больше не можете оставаться в том доме, когда… э… предстоит счастливое событие. Лорд Лэнсдейл знает свой долг перед людьми, а вы, надеюсь, знаете свой.
— Вы очень любезны, сударь, но у меня нет желания выходить замуж.
— Вы не знаете жизни, барышня. Ваша ситуация постыдна, и вы должны без промедления уйти из этого дома. Только немедленный брак спасет вашу репутацию, и очень маловероятно, что вы найдете другого мужчину, готового принести себя в жертву.
— Вы должны извинить меня, сударь, — сказала она, задыхаясь. — Мне нужно идти. Благодарю вас за предложение, но сожалею, что не в моих силах принять его. Пожалуйста, уйдите с дороги.
Священник остался стоять. Тогда Рена проскочила мимо него и бросилась бежать. Она все бежала и бежала, пока не скрылась из виду, спрятанная лесом на земле Джона.
Потом она остановилась и прислонилась к дереву, тяжело дыша.
Вот он, выбор, который предлагает ей судьба. Теперь, когда она познала блаженство ответной любви Джона, ей говорят, что у нее нет другого пути, кроме как стать женой этого напыщенного грубияна.
Она должна отвернуться от счастья, которое ей выпало, и довольствоваться горьким, убогим браком с мужчиной, которого никогда не сможет полюбить.
Она может отказать и, конечно, откажется быть женой Стивена Дэйкерса, но без человека, которого она любит, всякий другой выбор будет таким же невыносимым. Такой будет ее жизнь, если только Адольф не вымолит для них чуда.
Но она больше не верила в чудеса.
Закрыв лицо руками, Рена начала оседать, сползая спиной по стволу, пока не коснулась земли. Потом она села, уткнув лицо в колени, и все плакала, плакала…
Подходя к дому, Рена услышала внутри какой-то шум. До нее доносились возгласы ликования, смех.
Навстречу ей выскочил Джон.
— Рена! — закричал он, размахивая руками и подбегая к ней.
— Что случилось? — спросила девушка, когда он заключил ее в объятия.
— Адольф сделал невероятное открытие. Помнишь кожаный кошелек, который мы нашли под крестом?
— Тот, где были последние две монеты, да?
