— Церковь? — удивился герцог. — Вы уверены?
— Да. Сквозь деревья виднелась ее башня и колокол на ней. Конечно, это была церковь.
— Туда нам и надо бежать, — сказал герцог.
— Там нас приютят. Ведь любой может об этом попросить.
— Если церковь действующая, — ответил герцог. — Но, так или иначе, все решено, и мы попробуем скрыться в ней.
Он опять выглянул в окно.
Сумерки сменились темнотой, одна за другой зажигались звезды, а из-за облака медленно выплывала бледная луна. Однако, столь слабой свет делал вполне реальной опасность провалиться в ущелье или безнадежно заблудиться в леске.
Герцог вспомнил, что к долине вела дорога, по которой, очевидно, можно выйти к церкви. Он без лишних слов перелез через подоконник, повис на руках и спрыгнул вниз.
К счастью, под окном на мягкой почве толстым ковром росла трава, что позволило герцогу не только остаться невредимым, но и избежать излишнего шума. Этерстон поднял глаза вверх.
Селина, хотя пышная юбка и мешала ей, старалась влезть на подоконник вслед за ним. Он вспомнил, что в прошлый раз на девушке почти не было одежды, стесняющей движения.
Герцог подошел к окну, ухватил Селину за колени, Затем за пояс. Не более чем через секунду, она стояла рядом с ним.
— Умница, — почти неслышно прошептал он.
Взявшись за руки, они быстро побежали сквозь деревья и кусты, окружающие дом. Пробежав немного, они вышли к узкой, грязной дороге, которая, извиваясь по холму, вела к долине. Герцог взглянул вниз и увидел то, что, казалось, было силуэтом церкви.
В темноте трудно было что-либо разглядеть, к тому же, плывущие по небу облака то и дело закрывали луну.
— Идемте, — торопил девушку герцог. — Не будем терять драгоценного времени.
И в эту же минуту они услышали над собой чьи-то голоса.
— Они, должно быть… уже обнаружили… что мы сбежали, — испуганно произнесла Селина.
Ничего не ответив, герцог подтолкнул ее вперед, и они побежали вниз по дороге.
Голоса слышались все отчетливее. Люди кричали друг на друга. Герцог был уверен, что главарь приказал своим людям разойтись и искать их поодиночке, и понял, что если они не прибавят шаг, их, безусловно, поймают.
На руку бандитам было то, что они хорошо знали эти места и отлично ориентировались даже ночью, да и сапоги их гораздо больше подходили для подобных пробежек, чем сапоги герцога, предназначенные для верховой езды.
Они все бежали и бежали, и наконец, когда уже стали задыхаться, а голоса, казалось, становились все ближе, они увидели мост через ущелье, а на другой стороне — церковь.
Высокое прямоугольное здание неясно вырисовывалось в темноте, и они, собрав последние силы, устремились туда, понимая, что только там они смогут укрыться от преследователей, которые наверняка их увидели, так как гнались за ними прямо вниз по холму, что-то крича.
И они были уже совсем близко.
Вбежав в церковь, герцог и Селина оказались в широком квадратном помещении, окружавшем алтарь. Горели небольшие свечи, зажженные у лика Девы Марии.
Селина успела заметить на стенах какие-то картины, рисунки и письма. Но надо было торопиться, ведь до них уже доносились шаги и голоса их преследователей.
Когда они добрались до алтаря, стало ясно, что свет шел не только от свечей, но и от лампады, зажженной над алтарем.
На ступенях алтаря на коленях, спиной к ним, стоял священник.
Держась за руки, герцог и Селина поспешили к боковому нефу, и, когда они приблизились к священнику, он встал с колен и повернулся к ним.
— Святой отец, нас преследуют, — задыхаясь, произнес герцог, — бандиты, которые захватили нас на дороге и требуют выкуп. Помогите нам.
Священник, казалось, был несколько удивлен, и, когда Селина тревожно обернулась назад, сказал:
— Спрячьтесь здесь, быстро.
Он провел Селину и герцога в алтарь и приоткрыл занавес.
Не дожидаясь объяснений, Селина, а за ней и герцог проскользнули за занавес и оказались в маленькой пустой нише за алтарем.
При слабом свете свечей и лампады, проникающем сквозь ажурную позолоченную решетку, они могли видеть друг друга, и Селина, испуганно повернувшись к герцогу, прижалась к нему. В эту же минуту они услышали, как бандиты вошли в церковь.
Ворвавшись, они остановились у входа, оглядывая помещение. Без сомнения, они искали беглецов.
Герцог и Селина услышали голос священника:
— Чем я вам могу служить, дети мои? — спросил он спокойным, ровным голосом.
Ответа не последовало. Через некоторое время они услышали, как священник медленно прошел к боковому нефу.
— Время уже позднее, — сказал он. — Ты, Пьер, должен быть дома с женой, ведь она ждет пятого ребенка. А тебе, Этьен, стоило бы проведать своих животных.
Опять не дождавшись ответа, священник продолжал:
— А твою матушку, Андре, очень беспокоит то, что ты очень поздно возвращаешься домой, ты ведь так рано принимаешься за работу.
Он помолчал и добавил уже тверже:
— Когда вы, трое Готье, в последний раз оказались в тюрьме, я заботился о ваших семьях. Они бы жестоко бедствовали, если бы церковь не помогла им. В следующий раз Господь вряд ли будет столь великодушен.
— Мы вам очень благодарны, святой отец, — прошептал один из бандитов.
— Так проявите же на деле вашу благодарность, — отрезал священник, — и не грешите больше.
В этот момент он, должно быть, увидел и остальных трех, стоявших немного в стороне от того, кого герцог считал главарем, наглого Ромео, над которым Этерстон одержал победу, и третьего, очень непохожего на горца.
— Я вижу трех незнакомцев, — сурово сказал священник. — Они пришли из Ниццы развращать и сбивать с пути истинного простых людей, живущих в окрестностях Ла Турби. Но я больше не намерен это терпеть.
Помолчав, он добавил как можно убедительнее:
— Возвращайтесь туда, откуда пришли! Оставьте в покое мою паству, а я узнаю, как вы выполнили мой наказ, у префекта полиции Монте-Карло и Ниццы.
Не дождавшись ответа, он произнес:
— И вот что я еще хочу сказать: все украденное вами должно завтра рано утром лежать у моей двери. Мелкое или крупное, все должно быть возвращено.
Он, вероятно, увидел неудовольствие на лицах тех, с кем говорил, потому что продолжил довольно резко:
— Когда ваши руки очистятся, я готов буду выслушать вашу исповедь. Но до тех пор ни вы, ни ваши семьи не будут допущены в церковь.
Один из них произнес почти жалобно:
— Наши семьи ничего не знают о наших делах, святой отец.
— Тем хуже, если узнают, — отрезал священник и добавил: — Ты, Пьер, очень многим обязан церкви. Монахи учили твоих детей, и нога твоего второго сына была вылечена, кажется, чудом. Неужели ты так неблагодарен? Как ты можешь нарушать заповеди Бога, приняв от него столько милостей?
