Взглянув на ее безупречно прямую спину, я сказала:
— Сама же вы, судя по всему, на это не жалуетесь.
Она улыбнулась.
— Что вы думаете о Киркландском Веселье?
— Это удивительный дом.
— Да, это правда. В Англии таких не так уж много осталось. Вот почему нужно, чтобы он был в хороших руках. Такой дом и такое поместье нуждаются в постоянной заботе и в постоянном внимании, иначе они пропадут. Мэттью, боюсь, не самый лучший хозяин, к тому же, когда он был моложе, он не очень-то заботился о своей репутации в округе, вечно связываясь с какими-то женщинами.
В это время принесли чай, и горничная, поставив поднос, спросила:
— Позволите налить чай, мадам?
— Нет-нет, Доусон, оставьте нас.
Когда горничная вышла, Хейгэр сказала:
— Вы же могли бы взять это на себя? Я страдаю от ревматизма, и у меня сегодня побаливают суставы.
Я встала и подошла к столу, на котором стоял поднос. На нем были серебряный чайник с кипятком на спиртовке, заварной чайник, сахарница и молочник — все из серебра, а также чашки и угощение: тончайшие сэндвичи с ломтиками огурца, хлеб с маслом и пирожные.
Я чувствовала, что мне предстоит выдержать еще один экзамен — показать, что мне под силу с должным изяществом выполнить важную светскую роль хозяйки чайного стола.
Она действительно невозможная старуха, подумала я, но при всем при этом она мне нравилась.
Стараясь не разочаровать ее и одновременно не выдать своего напряжения, я спросила ее, сколько ей налить сливок и сколько положить сахару, после чего отнесла ей чашку и поставила ее на небольшой мраморный столик рядом с креслом, где она сидела.
— Спасибо, — сказала она любезным тоном, и я поняла, что и это испытание я выдержала успешно.
Затем я предложила ей сэндвичи и пирожные, после чего налила чай себе и села со своей чашкой у чайного стола.
За чаем Хейгэр попросила меня рассказать ей о том, как я познакомилась с Габриэлем, и я рассказала ей о том, как он помог мне выручить Пятницу и как мы потом подружились.
— И затем, когда вы узнали, кто он, вы, конечно, очень обрадовались?
— Узнала, кто он? — недоуменно повторила я.
— Ну, что он очень завидный жених — наследник титула баронета и Киркландского Веселья впридачу.
Ну вот опять — то же самое — снова намек на то, что я вышла за Габриэля ради будущего его наследства. На этот раз я даже не пыталась сдержать свое негодование.
— Ничего подобного! — воскликнула я. — Мы с Габриэлем решили пожениться еще до того, как мы узнали о материальном положении друг друга. Нас оно интересовало в последнюю очередь.
— Это меня удивляет, — спокойно сказала Хейгэр. — Я считала вас разумной женщиной.
— Я надеюсь, что таковой я и являюсь, но я никогда не верила в то, что брак по расчету — это так уж разумно. Семейная жизнь с нелюбимым человеком, как бы богат он ни был, может быть очень безрадостной.
Она засмеялась, и я поняла, что она получает удовольствие от нашего разговора. Судя по всему, я ей понравилась, но меня шокировало то, что я понравилась бы ей ничуть не меньше, будь я на самом деле охотницей за состоянием, каковой и она, и Саймон меня посчитали. Главным достоинством в ее глазах было то, что она называла «жизненным стержнем», силой характера, а также «разумность», под которой, как я подозреваю, она подразумевала расчетливость и умение действовать с максимальной выгодой для себя.
— Значит, вы поженились по любви.
— Да, — сказала я с вызовом, — именно так.
— Так почему же тогда он покончил с собой?
— Это загадка, которая осталась неразгаданной.
— Может, вы сумеете ее разгадать?
К своему удивлению я вдруг сказала:
— Надеюсь.
— Если вы действительно этого хотите, у вас это получится.
— Вы так думаете? Но ведь на свете столько неразгаданных тайн и загадок, хотя наверняка многие пытались их разгадать.
— Может, они не прилагали к этому достаточных усилий. А у вас под сердцем ребенок Габриэля, и вы должны разгадать тайну его гибели, если не для себя, так для ребенка… Да, если у вас родится мальчик, надеждам Рут придет конец — Люку Киркландское Веселье не достанется. Я уверена, что будет мальчик, я буду молиться за это, — добавила она с таким видом, словно рассчитывала на то, что даже сам Господь Бог не сможет не выполнить ее пожелания. Я улыбнулась. Она это заметила и улыбнулась мне в ответ.
— Ну, а если все-таки родится девочка, — продолжала она, — и Люк вдруг умрет…
— Почему это он вдруг умрет? — перебила я ее.
— Некоторые члены нашей семьи живут до глубокой старости, другие же умирают молодыми. У обоих сыновей моего брата было очень слабое здоровье. Если бы Габриэль не погиб бы сейчас, он вряд ли прожил бы долго. Мне кажется, что Люк тоже не особенно крепок здоровьем.
Меня поразили ее слова. Взглянув на нее, я заметила, что в ее глазах мелькнула надежда. Нет, не может быть, — мне это показалось. Она сидела спиной к свету, и мне не очень хорошо было видно ее лицо, не говоря уже о выражении глаз. Но мысль, которую она внушила мне своими словами, не оставляла меня…
Между Саймоном и Киркландским Весельем стоят Люк и мой будущий ребенок — если он родится мальчиком. Судя по тому, как Хейгэр говорит о Киркландском Веселье и о своем внуке, они значат для нее очень много, может, больше всего на свете.
Если Саймон станет хозяином поместья, она сможет вернуться в столь любимый ею дом ее детства и юности, чтобы провести в нем последние дни своей жизни…
Боясь, что она прочитает мои мысли, я спросила:
— А ваш сын, отец Саймона, был тоже слаб здоровьем?
— Господь с вами, нет. Питер погиб, воюя за страну и королеву, в Крымской кампании. Саймон появился на свет уже когда он был на фронте. Его мать, которая была очень слаба после родов, не перенесла вести о его гибели. Так что у меня остался один Саймон.
— Он, должно быть, был для вас большим утешением.
— Да, большим утешением, — повторила она с такой нежностью в голосе, какой я не ожидала от нее услышать.
Немного помолчав, Хейгэр попросила меня позвонить горничной, чтобы та унесла чайный поднос.
— Я не люблю, когда вокруг стоят грязные чашки и тарелки, — сказала она.
Когда со стола было убрано и горничная вышла с подносом, Хейгэр стала расспрашивать меня о Люке, желая знать, что я о нем думаю.
Мне было трудно на это ответить, так как я в общем-то сама не знала, что я думаю о Люке.
— Он очень молод, — ответила я, — поэтому о его характере судить пока трудно. Во всяком случае, по отношению ко мне он вполне любезен и дружелюбен.
— Я полагаю, эта красавица — дочь доктора Смита — часто бывает в доме, не так ли?
