счастью, на подносе оказалась единственным прибором, не считая ножа.
Камеристка кивнула.
— Скажи ей, что может либо подождать, пока я поем, либо зайти после обеда, — проинструктировала я и горничная снова ушла.
Есть, когда на меня смотрят, я не особенно любила, поэтому даже порадовалась, что появился повод ее отослать. Впрочем, девчонка оказалась достаточно проницательной, чтобы, вернувшись, какое-то время посуетиться в основных комнатах и дать мне спокойно поесть.
Когда она снова вернулась в спальню, я уже жевала яблоко с приятной кислинкой и запивала травяным сбором. Сочетание странное, но мне оно нравилось.
— Гостья сказала, что подождет.
Отлично!
Когда я сообщила горничной, что хочу одеться и встретить даму в передней комнате, она округлила от ужаса глаза, но спорить не стала. Помогла мне облачиться в простое домашнее платье и изъявила готовность чуть ли не на себе дотащить меня до кресла, однако в ее помощи я не нуждалась. Я лишь попросила ее подать мне блокнот и карандаш, и отправила за гостьей.
Впервые я собиралась брать интервью, совершенно не будучи подготовленной. Вообще-то, не знать ничего о том, чьи слова намереваешься опубликовать — как минимум дурной тон, но кто знает, сколько еще граф задержится в городе и успею ли я поговорить с актрисой до тех пор, пока ее труппа не покинет город. А во-вторых, просто так пролеживать бока не хотелось. Тем более, что теперь вообще неизвестно, как долго мне удастся прожить и в какой момент появится очередная опасность от которой, быть может, придется бежать.
— Добрый день, леди Даркрайс. Как ваше самочувствие? — Феона приветливо улыбнулась, склонилась в реверансе и, повинуясь моему жесту, опустилась в соседнее кресло.
— Здравствуйте, Феона. Благодарю, мне уже лучше, — я ответила собеседнице такой же милой улыбкой и открыла блокнот. — Итак, я хочу опубликовать ваш… твой рассказ о театральной труппе в газете. Не передумала со мной беседовать?
— Нет, я готова, — женщина разгладила несуществующие складки на темно-коричневом платье, которое конечно же выглядело гораздо проще, чем ее сценический костюм, однако новее.
Я на миг забеспокоилась — все же впервые работала без списка вопросов, хотя бы примерных, — но вспомнила, как в студенческие годы опрашивала актеров любительского театра, и решила воспользоваться наработанным опытом.
— Как давно ты играешь в театре? — спросила я, решив, что вводную часть о Феоне могу написать и потом - для этого сделала пару пометок в блокноте. Давненько мне не приходилось писать от руки, и я надеялась, что скоропись, освоенная в лихие юные годы для фиксации конспектов, мне сейчас поможет.
— Уже около пяти лет, — я видела, как Феона немного напряглась. Наверное, сейчас интервью ей кажется чем-то вроде допроса. Что ж, постараюсь быть помягче, чем обычно.
— Расскажи, как ты попала в труппу?
Феона смущенно улыбнулась и снова разгладила несуществующие складки на юбке.
— Я родилась в семье барона Бассета. Родители всегда были добры ко мне, но бедны, поэтому меня, как и почти любую другую бесприданницу со знатной фамилией, ждала участь жены какого-то старого богатого владельца нескольких торговых судов. Стыдно признаться, я даже не помню его фамилию и видела его всего лишь раз — мельком, в городе. Тогда он показался мне обрюзгшим, толстым и настолько ужасным, что я решила — надо бежать. И скрылась вместе с труппой музыкантов, стоило камеристке только отвернуться. Два года я пела, потом перешла в труппу, в которой играю и теперь.
— Ты никогда не жалела, что сбежала из дома? Родители наверняка искали тебя и волновались, да и жить, постоянно перебираясь с места на место, должно быть, нелегко, — продолжила я, крайне заинтересованная ее рассказом.
— Конечно, жалела, — горько усмехнулась Феона, — думала, может, замужество по расчету было не такой уж высокой платой за комфорт. Родители меня искали, но они даже подумать не могли, что я стала бы бродячей танцовщицей. Они горевали, пожалуй, не столько обо мне, сколько о бедной старости, которая их ждала. И я чувствовала вину перед ними, и долго привыкала к постоянным переездам. Особенно в первый год. Мне еще долго казалось, что я совершила непоправимую ошибку, но все изменилось, когда мы встретились с Филиппом. Он играл главного героя в пьесе, которую вы смотрели у леди Эммы Керри. Когда мы с ним познакомились, я… поняла, что стоило сбежать лишь ради того, чтобы понять, что такое настоящая любовь.
Я сосредоточенно записывала, стараясь не упустить ни слова. История становилась все интереснее и подробнее — интуиция меня не подвела. Еще парочка любопытных фактов, и материал будет просто отличным!
— Вам покровительствует кто-нибудь из знати или богатых торговцев? — уточнила я не столько для интервью, сколько для ясности. — И если да, то как покровитель относится к актерам?
— Я отвечу, но только если дадите слово, что не напечатаете об этом в газете, — Феона чуть наклонилась ко мне и весело улыбнулась, будто вспомнила что-то забавное.
Ну вот, как всегда — перед самой интересной частью истории почти все делают такую оговорку. Но может, мне удастся ее переубедить?
— Я могу опубликовать ваш рассказ анонимно. Никто не узнает, что интервью давали именно вы. Уверена, девушек с похожей судьбой на просторах Регенси не так уж мало, — предложила я.
— Но тогда наша труппа не получит рекламы, — тут же сообразила Феона. Цепкая девица, нечего сказать.
— В таком случае я могу попросить какую-нибудь из моих подруг составить положительную рецензию о спектакле и разместить ее отдельным материалом, — не сдавалась я.
Похоже, вариант Феону устроил, потому что она наклонилась еще ближе.
— Когда я вступала в эту труппу, я не знала, но позже выяснила, что одним из ее покровителеей был не кто иной, как мой жених! Когда это стало ясно, он уже скончался — говорят, много пил и всяческими иными способами губил свое здоровье. Сейчас, после прихода в труппу Филиппа, нас спонсирует другой аристократ, но на условиях полной анонимности, так что его имени мы не знаем, — почти прошептала
