— Да уж, ты не спешил признаться себе в своем чувстве, — сказала она, улыбнувшись.
Он налил вина в бокалы.
— А когда ты поняла это, мисс Разумница?
— Как ты думаешь, почему хорошо воспитанная девственница позволила тебе соблазнить себя?
— Наверное, потому, что я такой неотразимый мужчина? — предположил он и охнул, когда она ущипнула его за бедро.
— Отчасти поэтому. Но не забудь, что меня неоднократно предупреждали: держись подальше от таких красавцев. Рискуя потерять доброе имя, лишиться шансов завести когда-либо семью, я все же довольно быстро оказалась в твоих объятиях. Это должно подсказать тебе ответ на твой вопрос.
— Мне не показалось, что это произошло очень быстро.
— Увы, потребовалось всего несколько дней. — Она чуть насмешливо посмотрела на него. — А теперь отвечай, почему ты с такой настороженностью относился к любви и браку?
— Виной всему два печальных эпизода из моей бездарно проведенной юности. — Он поцеловал кончик ее носа. — Я долгие годы не мог излечиться от нанесенных мне душевных ран. Однако как только я осознал свое чувство к тебе, то понял, насколько жалки были причины, заставлявшие меня сопротивляться счастью. Собственно, то были даже не раны, а уязвленная гордость и самолюбие.
Она поцеловала его в щеку.
— Как бы там ни было, но это стало тебе уроком. Ты оказался свободен и смог найти меня.
— А как насчет тебя? Почему ты оставалась девственницей? Ждала меня? Трудно поверить, что в штате Миссури все мужчины слепцы.
Услышав такой комплимент, Дейдра покраснела.
— Было не слишком много желающих жениться на бедной ирландской девушке. Мы, конечно, не нищие, но приданого в виде земли или денег у меня не было. За мной, случалось, ухаживали, но либо я не вызывала должного интереса, либо мужчина не был мне симпатичен. Некоторым вначале казалось, что я похожа на нежный цветочек, но стоило им узнать мой острый язычок, как они тут же прекращали попытки ухаживать.
Тайрон рассмеялся:
— Они начинали понимать, что у этой нежной розы есть острые шипы. — Она кивнула, и он легонько поцеловал ее в лоб. — Несмотря на то что твои шипы больно колются, я их люблю. Это придает остроту отношениям.
— Я напомню тебе твои слова, когда ты в следующий раз разозлишься на меня. — Немного помолчав, она продолжала: — Я очень боялась, что как только мы доберемся до Парадайз, ты отошлешь меня домой или мне придется уехать, чтобы не превратиться в жалкий коврик у порога, о который ты будешь вытирать свои сапоги.
— Прости, что моя нерешительность причинила тебе боль, — сказал он, почувствовав угрызения совести, ведь все это время он почти не задумывался над ее чувствами.
— Что об этом вспоминать? Все хорошо, что хорошо кончается.
Они немного помолчали, тесно прижавшись друг к другу и с удовольствием потягивая вино. Дейдра все еще не пришла в себя от радостного потрясения и знала, что долго не сможет полностью поверить в свое счастье.
Она взглянула на рождественскую елку, потом посмотрела в окно и вздохнула. Было одно обстоятельство, омрачающее ее счастье.
— Завтра Рождество, — тихо сказала она, — а я еще никогда не проводила его вне дома. — Она поморщилась, подумав, что Тайрон может неправильно истолковать ее слова. — Конечно, теперь мой дом здесь. Я не хотела…
Он повернулся и поцеловал ее.
— Я понимаю, что ты имела в виду, точнее, кого.
— Ты тоже волнуешься о брате. Эгоистично с моей стороны думать только о своей кузине.
— Так ведь я тоже думаю только о Митчеле. Трудно тревожиться о человеке, — с которым незнаком."
— Это правда. Ты думаешь, что они вместе?
Да, я так думаю, хотя не мог бы объяснить почему. То, что мы с тобой встретились, невероятно. То, что Митчел встретит Мору, тоже невероятно. Тем не менее меня не оставляет предчувствие, что они встретились.
— И было бы чудесно, если бы они оба успели приехать к Рождеству!
— У Митчела было такое намерение. Будем надеяться, что он и Море поможет найти дорогу к нам.
— Тайрон, ты не будешь возражать, если Мора останется с нами?
— Конечно, если она того пожелает. Ее желание повлияет как-нибудь на наши планы?
— Нет. Но я чувствую себя мерзкой эгоисткой. Кроме Моры, у меня не осталось родственников, как и у нее. И я должна о ней заботиться. Хотя мы обе понимали, вернее, надеялись, что когда-нибудь выйдем замуж. Но сейчас мне было бы достаточно знать, что она в безопасности. Она настоящая леди, такая милая и такая добрая. Мне страшно, что я отпустила овечку в волчью стаю.
— Я тоже надеюсь, что она жива и здорова. И мне хочется, чтобы у тебя было счастливое Рождество.
Дейдра поставила свой бокал на столик и обвила его шею руками.
— Рождество у меня уже очень счастливое. Благополучное возвращение Моры было бы последним штрихом, вроде глазури на торте. Я люблю тебя, и это такое счастье — сказать об этом вслух. Мора бы порадовалась за меня.
— Я люблю тебя. На веки вечные, — прошептал он, прикасаясь губами к ее губам.
— Уж постарайтесь, мистер Каллахэн, растянуть любовь как минимум на этот срок.
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ТАЙНА МОРЫ
— Скоты! Мерзавцы! Отпустите меня немедленно, если не хотите, чтобы вас кастрировали!
Мора Кении изо всех сил вырывалась из жестких лапищ пьяного ковбоя, который волок ее в темный переулок. Его грязный и такой же пьяный приятель, спотыкаясь, плелся рядом. Она понимала, что надежды на спасение почти нет, и ей бы обмереть от страха, но ее захлестывала ярость.
— Заставь ее заткнуться, Хенк, — сказал приятель насильника, язык которого заплетался так, что трудно было разобрать, что он говорит. — Вдруг кто-нибудь услышит.
— Только не в этом квартале, Лайл, — успокоил его Хенк и покрепче ухватил жертву, почувствовав, что она может вырваться. — Даже если кто-нибудь услышит вопли этой сучки, то подумает, что орет пьяная проститутка из салуна.
Море не верилось, что это происходит с ней. Одевшись в глубокий траур, она пошла в церковь, чтобы помолиться за упокой души своего дядюшки и, очевидно, забрела не в ту часть города. И кто бы мог подумать, что худенькая рыжеволосая девушка в черном привлечет внимание двух идиотов, одержимых похотью? Надо было, пока она молилась в церкви, попросить у Господа защиты для себя, подумала Мора.
— Отпусти меня, или я заставлю тебя очень пожалеть об этом! — вскричала она, вонзая ногти в грязные ручищи ковбоя.
— Ишь, какая прыткая! — прогнусавил Хенк. — А сама-то — кожа да кости.
— Я бы и не посмотрел на такую, если бы не приспичило.
Мору удивило, что, несмотря на драматичность ситуации, она почувствовала себя уязвленной.
