— Может быть. Я же собираюсь путешествовать.
Во всяком случае, мужской костюм я больше не надену. Он надоел мне до отвращения…
— Я рада, что вам хочется уехать из Парижа. Думаю, это очень разумно. Я буду счастлива показать вам Овернь.
Фелисия обернулась так резко, что ткань платья чуть не разорвалась в руках Гортензии.
— Овернь? — переспросила она в недоумении. — Это так мило с вашей стороны предложить мне укрыться у вас, ангел мой… Но мне нечего делать в Оверни в то время, когда меня ожидает столько дел в других краях. Вам давно известно, куда устремлены все мои помыслы. Пребывание в тюрьме лишь укрепило мою решимость. Франции нужен не король-торгаш, а император. Я отправлюсь в Вену. Я и так слишком задержалась…
Фелисия освободилась от амазонки и надевала теперь красное шерстяное платье, которое было на ней накануне. Впрочем, она его очень любила, потому что оно шло к смуглому цвету лица и черным волосам.
Гортензия растерянно и восхищенно смотрела на подругу. Как она могла подумать, что Фелисия, даже измученная месяцами заключения, могла похоронить себя в дикой горной деревушке, притом что она считала весь мир ареной своей борьбы.
— Делакруа не рассказал вам всего, говоря о нашем свидании с королем, — вздохнула она. — Мне пришлось взять на себя обязательство присматривать за вами, и я головой отвечаю за ваши действия.
От внезапного гнева лицо Фелисии залил румянец.
Она выронила гребень, с помощью которого поправляла прическу.
— Головой? Тысяча чертей, до каких пределов может дойти человеческая глупость! Сделать из вас заложницу! Отравить вам существование постоянным страхом, что я совершу роковую ошибку! Как же вы могли согласиться на это? — У меня не было выбора. Иначе…
— Иначе я бы осталась гнить в тюрьме? Эта история с бомбой, должно быть, здорово испугала бедного Луи-Филиппа!.. Пойдемте, Гортензия. Завтрак ждет нас. За столом мы выясним множество вещей, которых я пока не понимаю… Пора, как говорится, настроить наши скрипки.
Когда завтрак, а с ним и рассказ Гортензии были закончены, Фелисия взяла тонкую длинную сигару из коробки розового дерева, прикурила ее от свечи, стоящей на столе, и какое-то время молчала, задумчиво пуская дым. Уже привычная к запаху табака. Гортензия вдыхала не без удовольствия тонкий аромат гавайской сигары, голубой дымок которой обволакивал узкое лицо подруги, придавая ему таинственное выражение.
— Хорошо, что вы избавились от маркиза, — произнесла наконец Фелисия. — Но нынешнее общество так устроено, что вам придется неизбежно сталкиваться с огромными трудностями, если решитесь не прятать больше от окружающих вашу любовь.
— Общество мало волнует меня, а сплетни еще меньше. Для счастья мне нужны только Жан и мой сын…
— Но Жан, насколько я его знаю (а я знаю его совсем мало), не из тех, кто согласен жить в клетке. И он абсолютно прав, что отказывается жить с вами открыто. И вы не должны были ему лгать…
— Я уже пожалела об этом. Как только вернусь, расскажу ему правду.
— Тогда не надо медлить. Убирайтесь поскорее восвояси и не говорите мне больше о ваших обязательствах перед королем. Я даю вам честное слово, что никогда не подниму на него оружие. Кроме того, клянусь никогда ничего не предпринимать, что могло бы навлечь на вас его гнев.
— И вы совсем не будете участвовать ни в каких заговорах?
— Только для того, чтобы вызволить Орленка из австрийской клетки. Пусть другие добывают ему трон.
Но я спокойна: когда он вернется, все произойдет без единого выстрела. Армия, все французы потянутся к нему, как цветы к солнцу. Луи-Филиппу останется только собрать пожитки и потихоньку исчезнуть из Тюильри, куда он, возможно, и не успеет переселиться. Он уйдет, как ушел Карл Десятый: на цыпочках. Итак, поверьте мне и спокойно уезжайте. Благодарение богу, вам удалось опередить Батлера. Он не успеет вас отыскать.
— К несчастью… это уже случилось. Он нашел меня…
— Что? Он… Где? Когда? Как?
Гортензия отвернулась, вдруг почувствовав себя крайне неловко. Ей хотелось запрятать это страшное воспоминание в самые глубинные тайники своей памяти, но нельзя было скрывать от Фелисии приключение на улице Сен-Луи. Кроме того, ей был необходим совет подруги.
— Этот рассказ будет для меня самым трудным… из всех, какие мне выпадали. Прошу вас, не смотрите на меня, Фелисия.
— Да разве вы можете чего-нибудь стыдиться со мной? Говорите все без утайки, умоляю вас!
Тогда, торопясь и только мельком касаясь моментов, особенно оскорбляющих ее стыдливость, Гортензия рассказала, что произошло между ней и Патриком Батлером. По мере того как она говорила, к ней возвращалось самообладание, и она смогла наконец поднять взгляд на Фелисию. Черные глаза подруги пылали яростью. Швырнув сигару, Фелисия встала, подбежала к Гортензии, поцеловала ее и крепко с материнской нежностью прижала к себе.
— Бедняжка! — проговорила она. — Значит, было суждено, чтобы мы обе пострадали от этого подлеца!
Но не будем терять времени, оплакивая наши несчастья. Мы объявляем войну, и, чтобы победить, нам надо хорошенько подготовиться.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что мы начнем боевые действия против Батлера.
Он сгорает от страсти к вам, значит, вы должны уяснить, что он не оставит вас в покое. Он сам об этом написал.
— И что же мне делать?
— Ответьте сначала на один вопрос. Вам хочется, чтобы в один прекрасный день он объявился в вашем доме в Оверни?
— Не думаю, что он вообще найдет меня там, это такое укромное место…
— Не такое уж укромное, а вы просто наивны! Сумев поймать нас обеих в свои сети, этот человек доказал, что у него большие связи. Не сомневайтесь, он вас найдет, тем более что ему теперь известно ваше имя. За каким чертом вы ему открылись?
— Я по своей глупости понадеялась, что такое древнее имя внушит ему хоть какое-то уважение. Он обращался со мной как с девкой. Это вырвалось у меня само собой.
— Если я вас правильно поняла, это ничего не изменило в его поведении. Мой дом, конечно, тоже под наблюдением. Как только вы отправитесь в Сен-Флу, будьте уверены, через час он будет это знать. Не представляю себе, как воспримет ваш Жан визит Батлера…
— Об этом я боюсь и думать. Он может убить его.
— К сожалению, не так быстро, и эта скотина успеет рассказать о вашей ночи. У вас один выход, Гортензия: ехать со мной в Австрию.
— В Австрию? Но, Фелисия…
Графиня Морозини улыбнулась подруге.
— Знаю, риск есть, но его не сравнить с опасностью, которой подвергается ваша любовь. Под ударами этого безумца она разлетится вдребезги. Отсюда до Вены путь долгий. На нем многое может случиться.
