В наступившей тишине воцарилась ощутимая атмосфера несчастья и грядущего позора.
Макс, прижавшись лбом к стене, тихо выругался.
Кристине хотелось успокоить его, но язык не поворачивался говорить какие-то утешительные слова, когда ее трясло от страха.
— Мы должны как-то позаботиться об этом, — выдавил он наконец.
— Мы? — с нескрываемой иронией осведомилась она.
— Я обо всем позабочусь, — поправился он и, выпрямившись, поднял ее на руки и понес к постели. — В городе должна быть аптека, — добавил он, укрывая ее одеялом.
— Макс! — возмущенно воскликнула она. Вся ее жизнь превращается в публичный фарс!
— Не смотри на меня так. Нам что-то потребуется, чтобы вымыть из тебя сперму.
— Хоть бы сказал, что сожалеешь, черт побери, — прошипела Кристина, злясь на него, на себя, на полный идиотизм их поведения.
— Я сожалею. И раньше со мной никогда не было ничего подобного, хотя это вряд ли тебя утешит. Но мне в самом деле жаль.
— Надеюсь!
О, какое же праведное негодование звенело в ее голосе!
Макс потянулся было к бриджам, но стремительно обернулся. Глаза опасно вспыхнули.
— Прости, — с едким сарказмом заметил он, — но я что-то не слышал, чтобы ты хоть раз сказала «нет»!
— Значит, это я виновата?
Прошло несколько секунд, прежде чем он набрался мужества признаться:
— Нет. Не ты.
— Благодарю.
Макс поморщился и шумно выдохнул.
— Иногда ты можешь быть чертовски раздражающей.
— А ты — глупым.
За этой репликой последовало мертвенное молчание.
Угрюмый и обозленный, Макс застегнул бриджи, но когда взглянул на нее, лоб его медленно разгладился, а на губах заиграла улыбка.
— Мне одновременно хочется и отшлепать тебя, и поцеловать, и, как ни глупо это звучит, сделать тебе ребенка, и я, должно быть, спятил, но это было очевидно уже с того момента, как впервые тебя увидел. Кстати, я терпеть не могу добродетельных женщин.
Кристина улыбнулась, потому что только сейчас услышала точное описание всех симптомов своего собственного помешательства.
— По крайней мере добродетель больше проблемы не представляет.
— Поскольку вытеснена куда более болезненными проблемами. Означает ли это, что мне не стоит бежать к аптекарю?
— О, лишняя предосторожность не повредит, — заверила она с покаянным видом. — Правда, я надеюсь, ты знаешь, что спрашивать, потому что я не имею ни малейшего понятия.
— Да и я тоже. Но обязательно выясню.
Не в его привычках было спать с наивными особами: все дамы в его жизни были достаточно опытны, чтобы предохраняться самим. Но, опасаясь новой ссоры, он мудро воздержался от упоминания этого факта.
При виде стоявшего на пороге Макса аптекарь и его помощница потрясенно вытаращились на необычного посетителя. Логичнее всего было предположить, что к ним впервые средь бела дня забрел клиент в вечернем костюме. А может, дело в том, что фрак безнадежно помят, словно его владелец провел ночь в веселом заведении?
— Мне нужны две вещи для личного употребления, — объявил он в полной тишине.
Женщина растерянно захлопала глазами, открыла рот, тут же закрыла снова, и пожилой фармацевт, сжалившись над ней, кивнул:
— Я все сделаю сам, Клер.
После ее ухода Макс коротко объяснил, в чем дело. Найти первый предмет, как оказалось, не составило трудности. В таком маленьком городке, как Таттон, на подобные устройства не было особого спроса, и, вытащив пыльную коробку, аптекарь старательно вытер ее и подвинул Максу.
— Что же касается кондомов… в последнее время они пользуются популярностью. Какой вам требуется?
— Я возьму все, что у вас есть.
— Все?!
— Да, пожалуйста.
Не обращая внимания на удивленное восклицание аптекаря, Макс решил, что их отъезд из «Единорога» может быть отложен на неопределенное время и лучше не шокировать здешних обитателей лишний раз.
— У меня имеется значительное количество, сэр.
— Прекрасно. Заверните. И побыстрее, прошу вас.
Аптекарь принялся заворачивать первую из четырех коробок с презервативами, испытующе глядя на клиента поверх очков в проволочной оправе.
— Вижу, вы остановились в гостинице.
— Да, — бросил Макс, многозначительно глядя на часы.
— Вы из здешних мест?
— Нет.
— Гостили у кого-то в округе?
Макс едва сдержал нетерпеливый вздох.
— Нет. Дайте мне бумаги, я помогу вам.
Аптекарь вручил Максу оберточную бумагу и тесьму.
— Значит, проездом? — допытывался он, очевидно, решив побольше узнать о таинственном посетителе.
— Более или менее, — уклончиво ответил Макс, не собиравшийся обсуждать свою жизнь с пронырливым незнакомцем в тот момент, когда в Кристине, возможно, уже зарождается новая жизнь, и, ответив аптекарю ледяным взглядом, напомнил: — Я спешу, так что, если не возражаете…
Испуганный резким тоном Макса и невысказанной угрозой, таившейся в этой простой фразе, фармацевт судорожно сглотнул и замолчал.
Очередной момент замешательства был вызван крупной купюрой, которую протянул Макс. Аптекарь так долго копался в ящике кассы, что Макс сжалился:
— Сдачи не надо.
— Но я мог бы послать вам деньги почтой, сэр. Или сбегать в банк разменять банкноту и оставить сдачу в гостинице.
— Не стоит, — отмахнулся Макс, шагнув к двери.
— Спасибо, сэр. Вы очень щедры, сэр. Хорошего вам отдыха, сэр.
Стук захлопнувшейся двери заглушил последние слова мужчины, а секунду спустя в помещение ворвалась помощница, все это время отсиживавшаяся в задней комнате.
— Ну и ну! — выпалила она, подбегая к передней двери так быстро, как только позволял ее немалый вес. — Я слышала каждое слово! Должно быть, он богат, как Крез, если оставил вам такие чаевые!
Наблюдая за Максом, переходившим улицу, она продолжала тараторить:
— Хотела бы я посмотреть, что за кобылку он себе добыл, если для нее требуется целых четыре коробки сами знаете чего! Видели следы зубов у него на шее? Он и не попытался их скрыть! Погодите, он зашел в лавку Мейзи! Как по-вашему, что ему там нужно?
— Скоро узнаем, — сухо ответил аптекарь. — Мейзи — первая сплетница в городе.
— Но какой же красавчик…
Мужчина в изумлении уставился на помощницу. Вдова Клер считалась заядлой мужененавистницей, как и подобало богобоязненной христианке.
— То есть это прямо в глаза бросается, — поправилась она, быстро обретя праведный пыл. — Тут явно видна рука Господа нашего.
— Ну да, а в пороках этого господина явно видна рука дьявола, — хмыкнул аптекарь.
В отличие от вдовы Клер праведности в Мейзи Картер не было ни на грош. Впрочем, и доброй христианкой ее трудно было назвать. Так что, когда Макс показался в дверях, она подумала, будто умерла и попала на небеса, а Господь достойно вознаградил ее за то, что она всю свою жизнь кланялась и льстила грубым, неприветливым, капризным заказчицам из местного мелкого дворянства, имеющим к тому же привычку не платить по счетам.
