Оседлав Бесс, Перегрин проскочил под подъемной решеткой и направился в сторону Ашдаунского леса. Деревья уже окрасились в яркие цвета, но до листопада было еще далеко. Кроны деревьев, смыкаясь в вышине, образовали золотой купол. Здесь царили тишина и спокойствие. От мысли, что так было всегда, возникло какое-то мистическое настроение. Ему были известны все тайные тропы в лесу, и он без труда представил, как безлунной ночью везет по ним контрабандные табак и коньяк.
Перегрин умел подражать крику совы. И когда он вдруг заухал, в нем неожиданно ожили давно забытые ощущения, прятавшиеся в каких-то глубинах. В глубинах его воображения? Его сердца? Души?
И эти ощущения оказались намного острее тех, что возникали от рассказов Виктории. Казалось, он нутром чувствовал свою связь с ней — как будто знал ее когда-то давным-давно, в другое время, но в этом же самом месте. Вот они смеются… Вот скачут вместе по лесу… А вот они на корабле. И оба они обожают замок Бодиам.
Когда Тори пропала, Перегрин предположил, что она уехала в Лондон. В условиях жестких запретов жизнь с матерью была очень тяжелой. Тогда он подумал, что она решила рискнуть и вырваться на свободу. Вызывало грусть лишь то, что она вознамерилась избавиться и от него, Перегрина. Но сейчас его переполняла радость, потому что Тори вернулась. И он прекрасно понимал, что не может позволить себе потерять ее еще раз.
«Мне действительно кажется, что я любил ее когда-то. Более того, я никогда не переставал ее любить. Я по-прежнему люблю ее. Она думает, что я — Фэлкон… Но готов ли я признаться, что сам считаю себя Фэлконом?»
Внезапно из кустов выскочил заяц и перебежал тропу. И на какой-то миг Перегрину показалось, что это тайный знак, который ему послала кельтская богиня Бригантия. Он улыбнулся, вспомнив, как читал о ней в книге мифов. Надо будет найти ту книжку. Тори она понравится.
Потом он вспомнил еще про одну книгу, и мудрые слова отчетливо прозвучали у него в ушах:
Что было, то и будет; и что делалось, то будет делаться, и нет ничего нового под солнцем [9].
А потом вдруг пришла мысль о том, как погиб Фэлкон. Смерть от пули, попавшей в легкое, должно быть, была мучительной. Несколько раз в жизни, в особо холодные зимы, Перегрину случалось тяжело болеть плевритом. Тогда от мокроты, копившейся в груди, становилось трудно дышать и начинался кашель, часто сопровождавшийся острой болью. «Что-то у нас слишком много общего, как будто мы с ним — один и тот же человек».
Запрокинув голову, он расхохотался. «Я въехал в лес Перегрином, а выезжаю Фэлконом».
Развернув Бесс, он направил ее в сторону порту, как ему было известно, имелась отличная ювелирная лавка. С того самого момента, как он в первый раз увидел Тори, Фэлкон знал, какое кольцо выберет для своей невесты. По сравнению с изумрудным перстнем в алмазной оправе все остальные драгоценности смотрелись как обыкновенные стекляшки. Это была довольно дорогая вещь, и он жестоко торговался — до тех пор, пока не сбил цену, хотя и она показалась ему завышенной. Закончив дела с ювелиром, Фэлкон направился обратно в замок, где его ждала любимая женщина.
Тори высматривала его из окна башни. Увидев всадника на дороге, она помчалась вниз по винтовой лестнице, чтобы встретить его.
— Наконец-то ты вернулся! Я уже начала скучать по тебе!
— Какое радостное возвращение! — воскликнул Перегрин. — Ты всегда будешь так меня встречать? — Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. — Станешь называть меня Фэлконом?
Она расцвела в улыбке:
— Да-да, конечно, буду!
— У нас так вкусно пахнет… Проголодалась?
— Как волк, — кивнула Тори.
— Тогда пойдем в столовую. Полагаю, голод нужно утолить как можно быстрее.
— Голод бывает разный и не всякий легко утолить, — в задумчивости проговорила Тори.
Перегрин внимательно на нее посмотрел:
— Но можно хотя бы попытаться, дорогая.
Тори вспыхнула; ее все сильнее возбуждало предвкушение приближающейся ночи.
Взявшись за руки, они направились в столовую, где ярко пылал камин. В огромной оловянной вазе по одну сторону от камина стояли ветки с осенними листьями, а по другую, на подставке из литого чугуна, лежала груда поленьев для камина.
Фэлкон налил в бокалы вина.
— Или ты предпочитаешь французский коньяк? — спросил он с лукавой улыбкой.
— С тех пор как его ввозят по закону — нет. Контрабанда всегда приятнее.
— Да, согласен. Риск всегда делает жизнь… более интересной.
— Черт побери, мы с тобой очень похожи. Как контрабандисты-сообщники.
— Скорее как сокол и голубка.
— Но тогда выходит, ты — охотник, а я — твоя добыча? Нет, не согласна. Я предпочла бы быть… кречетом, например.
— Кречет подходит. Знаешь, ты прямо-таки зачаровываешь меня…
— А ты — меня. Похоже, мы зачаровываем друг друга.
— Послушай, дорогая, я все больше и больше убеждаюсь, что мы с тобой словно одно целое.
Фэлкон принялся разделывать утку в винном соусе, а Тори положила себе на тарелку жареной картошки, лука-порея и тушеной моркови.
— Винный соус просто божественный, — сказала она с улыбкой. — Мистер де Бург — специалист по французской кухне?
— Мой мажордом — человек очень знающий. Он делает жизнь вполне комфортабельной даже такому холостяку, как я.
— Мистер Берк в прошлом веке был неотъемлемой частью Бодиама. Такое впечатление, что он служил хозяевам замка с того времени, как замок построили, то есть со времен короля Эдуарда.
— Благодаря тебе, дорогая, я начинаю думать, что все возможно.
Обойдя стол, Перегрин уселся на стул, стоявший рядом со стулом Тори, и усадил ее к себе на колени.
— Теперь я верю даже в то, что ты станешь моей женой. — Он вытащил из кармана кольцо с изумрудом. — Вот это к нашей помолвке.
У Тори загорелись глаза, когда она увидела драгоценность. Взглянув на Перегрина, она подняла вверх палец, чтобы он надел на него кольцо.
— Изумруд… Откуда ты знаешь, что мой любимый цвет — зеленый? О, оно прекрасно мне подошло. — Тори провела ладонью по его щеке. — А мы с тобой, Фэлкон, прекрасно подходим друг другу.
Он осторожно отстранил ее руку.
— Знаешь, я всегда испытывал неловкость из-за своего родимого пятна. Но ты, похоже, не обращаешь на него внимания.
— С ним ты мне очень даже нравишься. Может, без него было бы лучше, но я ведь собственными руками накладывала шов на это место, когда ты, Фэлкон, был ранен…
— У тебя долгая память, — заметил он с усмешкой.
— И безошибочная, мой дорогой. Я уверена: наша с тобой встреча была предопределена. Мы с тобой очень любим этот замок и непременно восстановим его во всем прежнем великолепии. Не могу дождаться, когда мы начнем. Для нас обоих это будет настоящий… любовный труд.
