— Разумеется, мне очень жаль, — вежливо сказала Энн и почувствовала укол совести.
На самом деле в глубине души она даже обрадовалась: она предпочитала встретить близнецов одна. Конечно, ехать в компании Джона было бы неплохо. Но Энн была достаточно честна, чтобы сознаться себе, что, сильно тоскуя по близнецам, она хотела остаться с ними наедине, без свидетелей услышать их доверчивую болтовню, владеть их вниманием безраздельно. Но Джон не должен догадываться о ее мыслях и чувствах, с ним она будет мила и обходительна.
— Конечно, мне жаль, что ты не можешь поехать, — повторила она и, взглянув на часы, заторопилась: — Мне пора выезжать. Я узнала, что дорога до станции занимает около двадцати минут.
— Тогда до свидания.
— До свидания. — И Энн быстро сбежала по ступенькам крыльца к машине.
Когда автомобиль тронулся, Энн оглянулась: Джон стоял в дверях, провожая ее взглядом, и в этот момент Энн поразило, каким одиноким он выглядел. Но она отогнала эту мысль как абсурдную: если и был кто-то в Галивере одиноким, то это она — пришелец в чужой стране.
Пока они ехали, шофер, молодой человек, рассказал ей, что он всего лишь второй шофер, что он был ранен на войне и пережил очень тяжелые времена в Бирме.
— Хорошо быть дома, миледи, и снова увидеть зеленые поля, хотя все это трудно выразить словами. Жара там была страшная, она въедалась в тебя, и, что бы ты ни делал, от нее было не избавиться. Я часто представлял, когда лежал в джунглях, что лежу в поле в Галивере и пытаюсь поймать в реке рачков, как делал это мальчишкой.
— Значит, вы всегда жили в этих краях? — спросила Энн.
— Да, Галивер — мой родной дом, миледи. У моей матери небольшой коттедж в имении. Она работала в замке до того, как ей дали пенсию. И жена тоже работала в буфетной, пока мы не поженились.
Энн вздохнула.
«Все они часть Галивера, — думала она. — Все до одного. Но не я».
К станции вела извилистая, обсаженная деревьями дорога, и солнечный свет рисовал на ней пятнистые узоры из золота и теней. Пахло свежескошенным сеном, а сквозь высокие хлеба, спеющие на солнце мягко качаясь под ветром, открывались неожиданные виды.
— Все это действительно прекрасно, — вырвалось у Энн.
Сама того не ожидая, она произнесла это вслух.
— На земле нет лучшего места, миледи, — ответил шофер.
Они въехали в небольшой торговый городок Крокли-Кросс, в котором мирно уживались очень древний крест из серого камня, маленькие дома времен королевы Анны, с изящными полукруглыми окнами над входными дверями, магазины с окнами-фонарями, напоминавшие о царствовании Георга, и дома с балконами, воскрешающими времена регентства. И только уродливое современное здание станции из красного кирпича было здесь совершенно не на месте.
— Если вы минуточку подождете в машине, миледи, — предложил шофер, — я схожу и узнаю, когда придет поезд. В это время года иногда в расписание вклиниваются экскурсии, а кроме того, сегодня скачки в Майденхерсте, значит, вводятся дополнительные поезда и дорога забита.
Энн осталась в машине, шофер ушел и очень быстро вернулся.
— Как я и думал, поезд опаздывает, миледи. Начальник станции сказал, что его ждут не раньше чем через три четверти часа.
— Что дает мне возможность познакомиться с городом, — сказала Энн.
— Вы желаете, чтоб я вас отвез?
— Нет, спасибо. Я пройдусь.
Энн вышла из машины и по тенистой дороге с деревьями по сторонам направилась в город. Скоро она оказалась на базарной площади. Народу на улицах было немного. Несколько хозяек занимались покупками или сплетничали, загородив своими корзинками тротуар, их дети от скуки гонялись друг за другом. По главной улице лениво проезжали машины, как будто никуда не торопились.
Городок тем не менее обладал определенным шармом. Казалось, что он так и не проснулся, навсегда сохранив замедленный ритм жизни, который царил в те времена, когда его построили.
Энн осмотрела витрины магазинов, но не находила в них ничего интересного, пока ее взгляд не привлекла совсем новая вывеска над дверями, выкрашенными в серебристо-зеленый цвет. «Парикмахер Лилит», — прочла она и улыбнулась про себя. «Многие ли в этом полусонном городке помнят, что на Лилит была возложена миссия изобрести все колдовские приемы, связанные с женскими чарами, как на самую первую в мире соблазнительницу? — подумала она. — Во всяком случае, кто-то здесь обладает чувством юмора».
Энн уже пошла дальше, но вдруг остановилась. Она посмотрела на часы, что-то прикинула и быстро приняла решение.
— Почему нет? — сказала она себе.
Она вошла в салон. Интерьер был столь же привлекательным, как входная дверь и вывеска: светло-зеленые занавеси, кресла, окрашенные под серебро, эстампы с изображениями цветов в серебряных рамах на зеленых стенах. К ней вышла девушка в зеленом халате.
— Чем могу служить, мэм?
— Я хотела бы знать, найдется ли здесь герой, который согласится заняться моими волосами, — объяснила Энн. — У меня не так много времени, я встречаю поезд в двенадцать сорок пять.
— Думаю, мы справимся, — ответила девушка. — Как раз сейчас я свободна.
— Выходит, мне повезло.
Энн прошла в кабину, также отделанную в зеленых и серебряных тонах.
— Здесь очень мило! — воскликнула она.
— Рада, что вам нравится, — ответила девушка.
— Вы хозяйка этого салона?
Девушка кивнула.
— Я мечтала завести собственный салон пять лет, в сущности все то время, что была в армии, — сказала она. — И теперь, когда мечта осуществилась, я с трудом верю, что это правда.
— А почему вы обосновались здесь? — поинтересовалась Энн. Ей казалось, что если не Бонд-стрит в Лондоне, то какой-то другой, более оживленный город подошел бы больше.
— Здесь живет моя мать. Она очень старенькая и ни за что не согласилась бы оторваться от своих корней, — ответила девушка. — Кроме того, я подумала, что пора этому городу начать просыпаться. Вы знаете, здесь никогда прежде не было дамской парикмахерской.
— И как идут дела?
— Сейчас у нас как раз столько клиентов, сколько мы в состоянии обслужить. У меня две помощницы, причем одна из них вошла в дело как партнер. В дальнейшем мы надеемся расширить наше предприятие: возможно, у нас появится маникюр и даже косметический кабинет. Но мы не настолько честолюбивы, чтобы замахиваться на все это сразу.
Она вымыла голову Энн чуткими и опытными руками и вытерла их почти насухо, затем положила ей на плечи свежее полотенце и взяла в руки расческу.
— Сделайте мне прямой пробор, — попросила Энн. — Кое-кто уверяет, что он пойдет мне больше.
