Еще пять минут прошло, и герцог открыл глаза.
Иоланда склонилась над ним, но он поначалу ее не узнал. А потом… потом, как ей показалось, он прошептал ее имя.
Тут же Хоукинс склонился над герцогом с очередной ложкой бренди, и герцогу ничего не оставалось, как покорно проглотить спиртное.
Затем он подал голос. Говорил герцог хрипло и не слишком разборчиво:
— Что произошло? Почему вы… здесь?
— Просыпайтесь! Пожалуйста, просыпайтесь! — умоляла Иоланда. — Это так важно… вас отравили!
Герцог вновь смежил веки, словно был не в силах встретиться с жестокой действительностью, но Иоланда не могла позволить ему опять уйти в небытие.
— Проснитесь! Ради всех святых, прошу вас!
— Отравили? Вы сказали — отравили? — пробормотал герцог.
— Да! Вы в опасности.
Еще десять минут понадобилось, чтобы приподнять герцога и усадить его среди взбитых подушек.
Хоукинс заторопился за новой порцией горячего кофе.
Герцог, казалось, не видел и не воспринимал ничего вокруг себя, кроме суетящейся вокруг его постели Иоланды.
— Постарайтесь понять, — говорила девушка мягко, но настойчиво, — французы намерены захватить вас в плен… держать заложником… Вам надо как можно скорее покинуть Францию.
Постепенно сознание возвращалось к нему.
Хоукинс возвратился с полным кофейником, и процесс приведения в чувство его светлости возобновился.
Кофе оказалось раскаленным, как адская смола, но герцог мужественно глотал его.
Иоланда с тревогой взглянула на часы.
— Послушайте, монсеньор. Мадемуазель Дюпре вернется с минуты на минуту, чтобы вновь опоить вас дурманом. Вы должны притвориться спящим, и тогда она не сможет дать вам еще одну дозу. Но, конечно, она попытается.
— Это разумно, — подтвердил Хоукинс. — Как бы там ни было, французикам не надо знать, что вы в сознании и в курсе их грязных делишек.
— Согласен. — Герцог сделал героическое усилие и кивнул головой. — Я вновь впаду в беспамятство, конечно, притворно… но вы держите мадемуазель Дюпре от меня подальше… насколько будет возможно. Сообщили ли вы месье Бувье, что нам потребуются его услуги.
— Ваш конюх Латур уже отправился к нему, ваша светлость, — сообщил Хоукинс. — Я был вынужден довериться этому молодому человеку, чтобы не покидать свой пост возле вас, — добавил он, с беспокойством глядя на хозяина.
— Латур? — Герцог нахмурился. — Не припомню такого.
Но взглянув на Иоланду, он мгновенно все вспомнил.
— Вы можете довериться Пьеру, как и мне, если я, конечно, заслуживаю доверия.
Иоланде нужно было набраться храбрости, чтобы произнести эту фразу.
Чуть заметная улыбка оживила мертвенно-бледное лицо герцога.
— Вам я доверяю…
— Спасибо.
— Допейте кофе, ваша светлость, — настаивал Хоукинс. — Мадемуазель Дюпре не должна заподозрить, что нам удалось привести вас в чувство.
Герцог подчинился, и после этого Хоукинс поспешил вынести из спальни поднос с кофейным сервизом и бренди.
Иоланда осталась с герцогом наедине.
— Спасибо, — тихо сказал он. — Не знаю, почему вы так уж заботитесь обо мне, но все равно я благодарен.
— Я бы хотела… что-то у вас попросить.
Она не была уверена, что это подходящий момент для обращения с какими-то просьбами к его светлости, но ведь, возможно, другой случай не представится.
— Что же вы замолчали? — спросил герцог. — Я слушаю вас.
— Когда вы отправитесь в Англию… любым способом… хоть тайно — возьмите нас с Пьером с собой.
Она увидела, как удивила герцога ее просьба, как разом пропала его сонливость, и поспешила объяснить:
— Если мы останемся здесь, то Пьера возьмут в армию и заставят воевать против Англии, гостеприимством которой мы пользовались столько лет. Пожалуйста, разрешите нам следовать за вами…
Он слушал ее со все возрастающим изумлением. Но затем слабая улыбка тронула его бескровные губы.
— Вы говорите странные вещи, и я никак не могу вникнуть в их смысл, — признался герцог.
— Сейчас нет времени рассказывать все подробно, но… еще раз прошу вас, монсеньор, возьмите нас с Пьером в Англию.
Не слова, а скорее интонация, с которой они были произнесены, заставили герцога согласиться.
— Хорошо. Мы или утонем, или выплывем вместе.
Иоланда засмеялась от облегчения.
— Благодарю вас… от всей души…
Ее прервал вернувшийся в спальню Хоукинс:
— У подъезда остановилась карета! Ложитесь, ваша светлость, и притворяйтесь, что вы без сознания. Мадемуазель подумает, что дала вам слишком большую дозу.
Герцог закрыл глаза и откинулся на подушки. Хоукинс жестом велел Иоланде удалиться.
Она прошла в спальню мадемуазель и проверила, все ли в порядке, не заметны ли там следы ее лихорадочных поисков. На первый взгляд все выглядело как обычно. Вряд ли актриса заподозрит, что ее гнусный сговор с министром полиции разоблачен такой ничтожной особой, как ее собственная горничная.
Иоланда с сильно бьющимся сердцем дожидалась в спальне появления актрисы.
Габриэль Дюпре вихрем ворвалась в комнату, все такая же самоуверенная и очаровательная, но в глазах Иоланды она уже была не прежней богиней красоты, а исчадием ада.
Девушка теперь не только ненавидела француженку, но и боялась ее. Трудно было представить, что эта женщина отплатила герцогу за его доброту и щедрость низким предательством, вознамерилась отдать его в заложники Бонапарту.
Актриса вручила Иоланде свою сумочку и перчатки и торопливо принялась избавляться от шляпки, украшавшей ее рыжеволосую головку.
— Что-нибудь произошло за время моего отсутствия?
Она явно старалась выглядеть естественной, но ей не хватало актерских способностей. В голосе ощущалась тревога.
— Абсолютно ничего, мадемуазель. Сегодня не было ни обычных букетов для вас и даже писем, кроме того, что я отдала вам утром.
Габриэль Дюпре промолчала.
Актриса уселась за туалетный столик и стала разглядывать свое отражение в зеркале, поворачиваясь к нему то так, то эдак, словно убеждая себя, что она по-прежнему хороша собой.
Наконец, не выдержав напряженного молчания, мадемуазель задала вопрос:
— А монсеньор дома?
— Не имею представления, мадемуазель, — соврала Иоланда. — Может быть, мне пойти и узнать?
Актриса некоторое время пребывала в нерешительности.
— Я сделаю это сама.
— Как вам угодно, мадемуазель.
Расставшись со шляпкой, Габриэль устремилась в покои герцога, но, очутившись в гостиной, на мгновение заколебалась, прежде чем взяться за ручку двери, ведущей в его спальню.