– Нам стоит пройти внутрь, – сказал граф, прерывая поток излияний брата. – Уверен, что леди хотят освежиться с дороги.
Миссис Фостер мгновенно посерьезнела и кивнула:
– Сию минуту, милорд. Прошу за мной, леди. Боже, да он просто чудовище, подумала Флоренс, следуя за экономкой по главной лестнице. Он явно не в восторге, если кто-то из окружающих счастлив, ему обязательно надо все испортить! Ну почему он такой бесчувственный чурбан? Но стоило Флоренс войти в отведенную ей комнату, как все ее возмущение испарилось. Ее потрясли не чудесная обстановка в нежно-голубых тонах, не уютная кровать под балдахином, не камин в углу, не даже золотые переливы озера за окном – нет! Над кроватью висела картина: синий мост в сумерках, так потрясший ее в Академии искусств. Здесь, в голубой комнате, пейзаж выглядел еще прекраснее, чем в темном углу выставки, и Флоренс зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть от потрясения.
– Это... – прошептала она, уставившись на произведение Уистлера. Она не могла поверить, что тот самый человек, на которого она была зла еще секунду назад, мог распорядиться повесить здесь понравившуюся ей картину.
– Забавная мазня, – хмыкнула миссис Фостер, заметив ее реакцию. – Хозяин говорит, что это новый вид искусства, но по мне это ужасная безвкусица. Если вам не нравится эта картина, я распоряжусь, чтобы ее вынесли.
– Нет-нет! – замахала руками Флоренс. – Это лучшее из того, что я видела. Оставьте ее здесь.
Она была несправедливой к Эдварду. За напускным равнодушием этого человека скрывалась благородная натура. Наверняка и его поведению у дверей дома есть свое объяснение. Разве может она осуждать его поступки, так мало зная его? Она считала, что Эдвард с самого начала был не слишком высокого мнения о ней, но могла и ошибаться. И если ей суждено стать женой его брата, стоит попытаться завоевать его расположение.
И в этот момент она дала себе обещание подружиться с этим тяжелым человеком, чего бы это ни стоило. Даже если придется подставлять другую щеку, как учил ее отец, в ответ на его злобу и холодность, она должна попытаться. Хотя бы ради того, чтобы порадовать Фреда.
Флоренс не смела признаться себе, что хочет понять Эдварда вовсе не из чувства благодарности к его брату.
Ужин вышел тихим и семейным. Флоренс так и не решилась поблагодарить Эдварда за картину, которую он велел повесить в ее спальне. Граф выглядел рассеянным и, как всегда, мрачным.
Отужинав, Эдвард собирался откланяться, но герцогиня подхватила под локоть его и Флоренс, предложив прогуляться. Отказ прозвучал бы невежливо. Ипатия выбрала аллею, ведущую к садам, и что-то рассказывала Флоренс про фруктовые деревья, завезенные с юга Англии еще двадцать лет назад. Девушку восхитили живая изгородь и лужайки с цветами. Ближе к ночи они начинали благоухать, словно сад Эдема.
Эдвард знал, что особняк испугал Флоренс. Конечно, поместье показалось ей слишком огромным, слишком претенциозным. Однако сад и аллеи не оставили ее равнодушной, и она в восторге болтала с Ипатией. Когда герцогиня указала на виноградные лозы, оплетавшие беседку, и декоративный плетень, девушка почти захлопала в ладоши.
В который раз граф порадовался, что не пожелал разводить редкие декоративные растения, предпочитая сделать парк простым и одновременно изысканным. Казалось, он был создан природой, а не руками человека, но это было обманчивое впечатление – ежедневно десятки садовников ухаживали за кустарником и деревьями, тщательно подрезая ветки и удобряя почву.
Они как раз прошли чудесный розовый садик, устроенный еще матерью Эдварда, когда вдали послышался многоголосый лай. Граф сообразил, что свору гончих выпустили поприветствовать хозяина. Несколько секунд спустя с десяток крепких собак с лаем выскочили из-за живой изгороди и понеслись к Эдварду. Пестрые бока отпихивали друг друга, короткие хвосты бешено крутились, мотались уши – и вся эта куча мала чуть не сбила графа с ног.
– На место, хой, хой! – пытался успокоить собак появившийся следом мужчина. – Осторожнее, леди, вам могут оттоптать ноги!
Эдвард выглядел очень довольным: он протягивал руки, чтобы почесать бока и потрепать за ушами, и многоголосый лай перешел в щенячий визг. Мягкие теплые языки лизали руки, влажные носы тыкались в колени.
– Ну-ну, хватит, – приказал граф, улыбаясь. К его удивлению, собаки тотчас оставили его и бросились к Флоренс.
Девушка растерялась. Гончие, словно непослушный щенячий выводок, крутились у ее ног, обтираясь об юбки и пытаясь лизнуть в ладони, которыми Флоренс одновременно отпихивала и гладила собак. Даже Фредди, которого гончие знали и любили почти так же сильно, как Эдварда, не мог рассчитывать на столь дружелюбную встречу.
Флоренс подняла изумленные счастливые глаза от толкающейся и повизгивающей своры и посмотрела на Эдварда. Взгляды их скрестились. В этот момент Эдвард понял, что не в силах оторвать глаз от покрасневшей, смущенной девушки. Его бросило в жар, словно он тоже был одной из гончих, желавших коснуться носом и языком ее пальцев и потереться боком о мягкий подол ее платья. Ему было жаль, что он не может присоединиться к восторженной своре.
– Что ж, – засмеялась Ипатия, – похоже, люди не зря говорят, что животных тянет к тебе как магнитом, дорогая.
Флоренс перевела взгляд на тетку, щеки ее запылали еще сильнее.
– Я не знала, что это распространяется и на собак! Речь шла лишь о кошках. Ну и о детях тоже, – растерянно произнесла она. – Думаю, все дело в том, что от меня все еще пахнет ужином.
«Как же тогда объяснить то действие, которое ты оказываешь на меня?» – подумал Эдвард. Даже сейчас, рядом с теткой, рядом со слугами, выпустившими собак, перед лицом всевидящего Бога он все равно желал невесту своего брата. Желал так сильно, так страстно, что не в силах был этого скрывать. Ему хотелось сжать се в объятиях, прижать к себе, поцеловать кончик носа и каждый пальчик изящной руки. Никогда прежде ни к одной из своих женщин Эдвард не испытывал таких чувств. Пожалуй, герцогиня права насчет того, что Флоренс – магнит для животных.
Он и есть самое настоящее животное. А Флоренс – магнит, противостоять которому выше его сил. И как ему жить с этим теперь?
Флоренс чувствовала себя невероятно усталой. Сначала поездка в поезде, потом поздний ужин, прогулка и странное поведение собачьей своры. Эдварду явно не понравилось то, что его любимцы так отреагировали на нее. Иначе почему бы он так неотрывно смотрел на нее, как будто с неодобрением?
Она стояла у своего окна и прислушивалась к негромкому посапыванию Лиз в соседней комнате. Девчонка очень устала сегодня. Она-то ехала в общем вагоне с остальными слугами, а затем знакомилась с обитателями дома. Миссис Фостер объясняла ей ее обязанности и показывала особняк. Перед сном Лиз успела вконец заболтать усталую Флоренс, восхищенно восклицая, что в Грейстоу есть водопровод с холодной и (о чудо!) горячей водой, газ и даже ванные комнаты для слуг. Поначалу горничная жалела, что пришлось так быстро покинуть Лондон, но особняк так потряс ее, что все сожаления исчезли.
