Он был сильно встревожен. Во дворце Анжу не был опасен, теперь же, на свободе, мог представлять реальную угрозу, не трудно было предположить, что он отправился к гугенотам поднимать их на борьбу.
– Надо следить за Наваррским, – заявила Екатерина.
Король согласился, вспомнив, с каким негодованием этот молодой человек отверг его предложение избавиться от Анжу.
– И моей сестрой, – добавил он.
После этого Марго и Генрих оказались под пристальным наблюдением. Но они понимали, что им необходимо как можно скорее бежать, а потому план бегства строили вместе.
Генрих продолжал создавать впечатление, что он увлечен Шарлоттой и не думает ни о чем другом, как только о ней. Даже королева-мать поддалась на его уловки и рассказы Шарлотты, утверждавшей, что она держит этого королька в руках.
Доверенный конюший Генриха, Агриппа д'Обинье, человек строгих принципов, поэт, который описывал все происходившее с Генрихом, был так расстроен беззаботностью своего господина, что решился ему на это попенять.
– Как вы можете здесь оставаться, когда ваше королевство так нуждается в вас? – требовательным голосом спросил он. – Как можете проводить время с женщиной, у которой есть другие любовники, и, по слухам, более дорогие ее сердцу?
Говоря это, Агриппа д'Обинье едва ли понимал, что вряд ли на свете найдется еще один монарх, позволяющий слуге разговаривать с ним в таком тоне. Но, возможно, именно поэтому служил ему верой и правдой.
– Ты забываешь, Агриппа, что я здесь пленник, – с улыбкой ответил Генрих.
– Пленник, сир! Но другие бегут из своих тюрем. И сейчас у них в руках оружие. Те, кто знали вас с младенчества, теперь отдали себя в подчинение месье Анжу, чтобы он вел их в бой. Но разве ему можно вполне доверять? Это вы должны вести их за собой, сир, а вы с вашей легкомысленностью беззаботно проводите здесь время.
Генрих не спеша, добродушно произнес:
– Терпение, мой добрый Агриппа. Еще немного терпения.
– И что за король этот Наваррский? – недоумевали при дворе.
Он по-прежнему оставался беззаботным; но люди стали поговаривать, что рано или поздно этот человек последует примеру Анжу. Разве можно быть таким легкомысленным? А как же его королевство? Разве можно рассчитывать оставаться правителем, если твои подданные тебя даже не видят? Ясно, Наваррский что-то замышляет.
А Генрих понимал, что ему сбежать гораздо сложнее, чем Анжу. Он не мог оставить карету у дома любовницы и просто удрать через заднюю дверь.
Предстояло придумать что-то такое, что не вызвало бы подозрений.
Екатерина с королем готовились к поездке в Сент-Шапель на молебен, когда им сообщили, что Наваррский исчез. Лицо Генриха III исказилось от ярости, но Екатерина осталась спокойной.
– Далеко ему не уйти, – заявила она. – Пошлем стражников, перекроем все дороги, ведущие на юг, и будь уверен, скоро его вернем.
Когда приказы были отданы, она повторила:
– Никуда ему от нас не деться. Он слишком легкомыслен. В отличие от Анжу, у него нет никакого плана. Надо же, бежал среди бела дня, когда его исчезновение сразу же заметили!
– Наваррского можно не опасаться, только пока он рядом с нами, – проговорил король, думая об отважном человеке, посмевшем отказать ему совершить убийство.
– Нельзя показывать, что мы расстроены его бегством, – сказала Екатерина. – Поэтому как ни в чем не бывало поедем в Сент-Шапель.
Мать с сыном отправились на молебен. По пути им рассказали, о чем судачат во дворце: все считали, что Наваррский отправился к гугенотам, так как его обращение в католичество никто всерьез не принимал.
– Вряд ли он способен стать вождем у наших врагов, – высказалась Екатерина. – Но они могут сделать из него символ. Гугеноты не забывают, что он сын своей матери, хотя и мало похож на нее.
На выезде из Сент-Шапель их нагнал всадник. Он был один, и через несколько мгновений король и королева-мать узнали в нем Генриха Наваррского. Он рассмеялся, в глазах его было озорство.
– Слышал, что вы ищете одного человека, – громко крикнул он, чтобы его хорошо расслышали, – поэтому доставил его к вам!
Во дворец он скакал между Екатериной и королем, весело посмеиваясь, очевидно чувствуя себя очень хорошо, а они не могли скрыть облегчения.
– Не понимаю, почему вы так легко поверили, что я вас оставил? – спросил Генрих.
– Ходили слухи, что ты присоединился к Анжу, – пробормотал король.
– Ха-ха! – рассмеялся Наваррский. – Я мог бы легко это сделать, если бы захотел.
– Мы быстро вернули бы тебя обратно, – предостерег король.
– Но вместо этого я сам себя вернул, а если точнее – и не собирался вас покидать. Зачем? При дворе столько удовольствий!
Он правда, повеса, убедились все. И вовсе не хочет покидать двора, становиться солдатом. Политические интриги – не для него. Наваррский предпочитает будуарные интриги.
А Генрих в душе смеялся. Он достиг нужного эффекта. До этого бегство было невозможным, теперь напряжение ослабеет, можно привести задуманный план в действие. Пусть еще некоторое время на него полюбуются, как на легкомысленного повесу.
В покоях короля Наварры собрался небольшой совет. Справа от короля сидел его верный слуга, Агриппа д'Обинье. Они обсуждали, как через несколько дней им стать свободными и отправиться на юг.
Генрих предложил довольно простой план. Он попросит дозволения отправиться в Санли на охоту, а чтобы не вызывать никаких подозрений, возьмет с собой герцога де Гиза. А там, когда герцог заснет, сядет на лошадь и будет скакать всю ночь. Нет ничего проще. Никто не заподозрит, что он убежал.
– Есть несколько причин, по которым это никому не придет в голову, – с усмешкой пояснил Генрих. – Во-первых, потому, что я попрошу, чтобы со мной поехал Гиз, а какой же гугенот, думающий о бегстве, пригласит с собою злейшего врага? Во-вторых, на днях я обратился с просьбой о пожаловании мне должности наместника, и королева-мать намекнула, что она и король склонны это прошение удовлетворить. Так зачем же мне бежать, если я вот-вот получу то, о чем мечтают другие? Они смеются над моей простотой, будто я и на самом деле мечтаю стать наместником. Есть и еще одна причина. Они полагают, что я слишком ленив для бегства.
– Значит, сильно удивятся, – вставил Агриппа.
– Да, мой добрый старый друг, удивятся. – Генрих улыбнулся своим единомышленникам и сказал одному из них: – Фервак, ты уверен, что никто не знает о том, что мы здесь собрались?
– Абсолютно уверен, сир. И ни у кого не может возникнуть подозрений, что я могу что-то замышлять.
– Мой верный друг, когда мы уедем отсюда, ты будешь сообщать нам новости о происходящем при дворе.
