— Вы хотите, чтобы я написала Жерве? Что за нелепая идея! Я не могу этого сделать.
— Почему? — спросила Люси, доставая бутылочку с чернилами.
— Не знаю… Все это как-то странно… Мне никогда не приходило в голову… — пробормотала София. — Но я согласна. Надо написать ему.
— Конечно! Садитесь за стол.
София покачала головой:
— Нет, я хочу, чтобы письмо было написано вашей рукой. Моя будет слишком дрожать.
— Хорошо, — с готовностью согласилась Люси и обмакнула перо в чернила. — Как вы начнете письмо?
— Mon cher petit lapin,[2] — продиктовала София.
— К сожалению, я могу писать только по-английски. Мой французский сильно хромает, — прервала ее Люси.
— Хорошо. — София вздохнула. — Пишите: «Дорогой зайчик».
Люси бросила на нее изумленный взгляд.
— Вы шутите?
— Нисколько.
— Зайчик — это не совсем уместно… Что-то прыгающее и с хвостиком. Мне кажется, мужчинам не нравится, когда их называют именами… пушистых зверьков. Может быть, лучше начать письмо просто: «Дорогой Жерве»?
— Но я всегда называла его зайчиком! Если он получит письмо, написанное на английском языке чужим почерком, да еще с непривычным обращением, то решит, что его писала не я.
Люси пожала плечами.
— Дорогой… зайчик… — медленно произнесла она, выводя слова на бумаге. — Что дальше?
— Прости меня, любимый, — продиктовала София, помахивая в такт бокалом, который держала в руке. — Если бы ты знал, как сильно я сожалею о нашей ссоре. Сэр Тоби для меня никто. Ты один…
— Помедленнее, пожалуйста, — прервала ее Люси. — Я не успеваю. «Ты… один…» Так, можете продолжать.
— Ты один в моем сердце. Я не могу забыть тебя. Я думаю о тебе днем и ночью. Ты постоянно снишься мне. Я тоскую по тебе, по твоим ласкам. Когда я закрываю глаза, то чувствую прикосновение твоих теплых рук. Мое тело хранит память о них. — София сделала паузу и выпила немного вина. — Вкус вина напоминает мне твои поцелуи.
— О, превосходное сравнение! — похвалила Люси, опуская перо в чернила.
— Спасибо. Оно только что пришло мне в голову. — София внимательно взглянула на бокал с кларетом. — Отличное вино.
— Продолжайте, я жду.
— Не сомневайся в глубине и искренности моих чувств. Приезжай, умоляю тебя. Я жажду заниматься с тобой любовью всеми возможными способами.
Люси засмеялась.
— В чем дело? — спросила София.
— Какой-то странный оборот речи. Я думала, что вы уже занимались этим с Жерве. О каких же способах тогда идет речь?
София вскинула голову.
— О, Люси, существует множество способов, которые мы с Жерве еще не опробовали. Но у нас все впереди.
Глаза Люси стали круглыми от изумления. И чтобы скрыть это, она снова склонилась над листом бумаги.
— Я буду ждать тебя каждую ночь, — продолжала София, — пока ты не придешь. И дальше подпись — твоя капустка.
— О Боже… — прошептала Люси. — Сначала был зайчик, теперь капустка?
— По-французски это звучит очень красиво.
— Охотно верю.
— Нет, вы только послушайте! Ton petit chou.
Люси тряхнула головой.
— Капуста так капуста, — пробормотала Люси и подула на письмо.
Когда чернила высохли, Люси сложила листок бумаги.
— Диктуйте адрес.
Когда с письмом было покончено, Люси взяла графин со стола и бросила на Софию вопросительный взгляд. София тут же с готовностью протянула бокал. Налив его до краев, Люси выпила остатки вина прямо из горлышка.
— A notre sante, — сказала София, поднося бокал к губам. — Et a l'amour.[3]
И с этими словами осушила бокал, а потом выронила его.
— По-моему, я пьяна.
Люси засмеялась:
— Так оно и есть.
София легла на живот и уткнулась лицом в согнутую в локте руку. Ее плечи задрожали. Люси не сразу поняла, что ее гостья не смеялась, а плакала
— София, что с вами? — тихо спросила Люси, присев на кровать.
Она неловко потрепала девушку по плечу, подыскивая слова утешения. Но Люси не умела успокаивать ближних. В этой области у нее тоже были пробелы.
— О, Люси, что со мной будет? — проговорила София, сотрясаясь от рыданий.
— Как это «что»? Вы убежите вместе с Жерве, поселитесь в маленьком домике на побережье. Будете рисовать и заниматься любовью. Зайчик будет счастлив со своей маленькой капустой.
— Как мне хочется в это поверить!
София подняла голову. У нее были заплаканное лицо и красные глаза.
— Так оно и будет. — Люси легла рядом с Софией на живот и подперла руками подбородок. — Как бы то ни было, но вы не хотите выходить замуж за Тоби. Он такой неженка! Стоит ему немного простудиться, как он тут же ложится в постель и начинает громко стонать, как тяжелобольной. Он завладеет вашим приданым и спустит все деньги на новые сапоги или, того хуже, в карты. Тоби — заядлый игрок!
— О, не пугайте меня! — воскликнула София и, улыбнувшись, вытерла слезы. — Как хорошо было в детстве, мы совсем по-другому смотрели на жизнь! Казалось, что любая твоя мечта исполнится, если ты этого очень сильно захочешь. — Она откинула покрывало и залезла под простыни. — В детстве у меня была фарфоровая кукла по имени Бьянка. И я знала, что Бьянка в любую минуту может ожить. Для этого нужно было только хорошо себя вести, слушаться няню и съедать всю овсянку, ничего не оставляя на тарелке. И тогда Бьянка однажды превратится в живую девочку, она будет бегать и разговаривать со мной. — София вздохнула. — Но Бьянка, конечно же, так и не ожила. Она ведь была всего-навсего куклой. Однако я до сих пор иногда считаю: чуда не произошло только потому, что я никогда не доедала за завтраком овсянку.
Люси тоже подняла край покрывала и легла под простыни.
— А я в детстве думала, что если крепко-крепко зажмурюсь и сильно-сильно захочу, то, когда открою глаза, окажусь в Тортоле, — сказала она.
— Вы были отважнее меня. Я мечтала всего лишь о Венеции, — пробормотала София сонным голосом, уткнувшись лицом в подушку.
Люси приотворила дверь и выглянула в коридор. Напротив комнаты тети Матильды, прислонившись к стене, стоял лакей. Его свесившаяся на грудь голова в напудренном парике свидетельствовала о том, что он спал.
Люси негромко кашлянула. Слуга не пошевелился. До слуха Люси доносилось лишь тихое ритмичное похрапывание.
Выйдя в коридор, она осторожно закрыла дверь, за которой спала захмелевшая София, и двинулась вперед, держа перед собой зажженную свечу. Через несколько секунд Люси оказалась на лестничной площадке.
Стараясь шагать бесшумно, Люси спустилась по старым истертым ступеням. Она хорошо знала, какие ступени скрипят, и потому ловко переступала через них.