Тиш спасла Эмму от этой ревнивой мерзости:
— О, мисс Лоуренс, я разговаривала с Робертом Стефенсоном. Он ходит в школу, а его дядя Джим водит этот — локомотив! И подумать только, когда в первый раз испытывали «Блюхера», он остановился перед домом Джима. Джим позвал жену Джинни, развешивавшую постиранное белье, подтолкнуть локомотив, чтобы он снова завелся! И он завелся! О, посмотрите! Папа машет нам. Я уверена, он хочет, чтобы мы подошли к нему. О, пожалуйста, мисс Лоуренс, пойдемте, скорее! Я так хочу разглядеть «Блюхера» получше!
Эмма немедленно воспользовалась предлогом избавиться от отвратительного внимания Бена Блэкберна и вместе с Тиш и Кэтти поспешила к милорду, оставив миссис Мортон.
— Пожалуйста, извините меня, — сказала пожилая дама. — Я слишком стара, чтобы находить развлечение в новшествах. Я склоняюсь к мнению лорда Лафтона, но, если милорд проявляет интерес к работе мистера Стефенсона, мы должны согласиться с ним. Однако мы не обязаны разделять его энтузиазм.
Это была вся критика в адрес кузена и благодетеля, которую позволила себе миссис Мортон. Она открыла зонтик и села на невысокую сухую каменную стену. К ней присоединился мистер Кросс, все еще горько сетовавший на гибель милого прошлого, неизбежно приближаемую «Блюхером».
Пожимая плечами, Бен Блэкберн, лорд Лафтон и его дамы последовали за Эммой. Леди Клара с неохотой сделала четыре шага и пожаловалась:
— О, камни впиваются мне в ноги! Я лучше останусь с миссис Мортон. Ты, конечно, останешься со мной, Калипсо.
Благородно удержавшись от напоминания, что леди Кларе предлагали надеть крепкие башмаки вместо изящных туфелек, подходящих к ее платью, но не защищающих ноги, Калипсо Стрэйт покачала элегантно причесанной головой.
— Прости меня, дорогая. Разделяя сомнения лорда Лафтона насчет локомотива, я все же хочу осмотреть его поближе.
Леди Клара тут же надулась. Усевшись как можно дальше от миссис Мортон и мистера Кросса, она открыла свой зонтик и уставилась в сторону, противоположную центру всеобщего возбуждения, уже несколько поутихшего. Ее никто не хватился.
— Вот и ты, Тиш, — воскликнул милорд. — Я подумал, что ты хочешь познакомиться с мистером Стефенсоном и разглядеть «Блюхера». Как и мисс Лоуренс. Сегодня исторический день. Я уверен в этом.
Итак, Тиш достигла своей цели, и сам мистер Стефенсон низким голосом объяснил ей, как движется локомотив. Стоявший рядом с ним двенадцатилетний мальчик, похоже совершенно не смущался присутствием знатных гостей. Оказалось, что это сын Джорди, Роберт, которому отец приказал присмотреть за леди Летицией, пока старшие обсуждают смысл того, что только что видели.
«Блюхер» же тем временем продолжал пыхтеть, и делал это так усердно, что Эмма вдруг вскрикнула и закрыла лицо рукой.
— О, кажется, мне что-то попало в глаз!
Она вслепую искала в ридикюле носовой платок. Джентльмены собрались вокруг нее. Лорд Лафтон нашел в склоненной головке Эммы еще одно доказательство негодности всей затеи. Локомотив не только распугает животных, но и осыплет все вокруг сажей и пеплом.
Встревоженный милорд достал свой льняной носовой платок:
— Позвольте мне, мисс Лоуренс. Поднимите голову, чтобы я увидел, какая беда с вами приключилась.
Эмма выполнила приказ, обратив на него быстро наполняющийся слезами глаз. Милорд осторожно поднял веко и обнаружил крупный кусочек сажи.
— Кажется, я вижу, в чем дело, — серьезно сказал он. — Теперь, если вы дадите мне ваш платок — он тоньше моего, — я постараюсь удалить соринку.
Стоять так близко к нему и по такой уважительной причине, пусть даже под любопытными взглядами присутствующих, было для Эммы и раем и адом. Она с новой силой поняла, что любит его.
— Постарайтесь не мигать, — прошептал милорд. Мгновенная боль — и соринка была удалена, и, несмотря на то что освобожденный глаз заслезился еще больше, Эмма сразу почувствовала облегчение. Милорду стоило огромного труда удержаться от сильного желания поцеловать атласную щеку, так соблазнительно близкую к его губам.
— О, благодарю вас, благодарю вас, — выдохнула Эмма, от ее пылкого взгляда его желание становилось все непреодолимее.
— Не стоит благодарности, — ответил он, зачарованный близостью прекрасных глаз, одному из которых он только что принес облегчение. — Право, пустяковая услуга.
Ложь. Восхитительное смятение, вызванное прикосновением к ней, вовсе не было пустяком.
Он чуть не забыл о публике, реакции которой колебались от простой заинтересованности Джорди Стефенсона до насмешки Калипсо Стрэйт и дикой ревности Бена Блэкберна. Самое неприятное, хотя Чард и Эмма этого и не знали: этот краткий эпизод с кусочком сажи выдал их чувства немедленной реакцией милорда на страдание Эммы и ее нежным ответом.
Никто теперь не сомневался, что милорд и гувернантка испытывают друг к другу очень неприличные чувства.
Не подозревая, что она и милорд выдали себя, Эмма считала визит в Киллингворт интересным и поучительным. Реакция каждого на изобретение локомотива Джорди Стефенсона так раскрыла их истинные характеры, что экспедиция могла бы послужить иллюстрацией для книги о семи смертных грехах.
Эмма критически относилась к людям. Только когда речь шла о милорде, у нее не складывалось единое мнение. Она приехала в Лаудвотер, полная решимости забыть прошлое и вести себя безразлично и корректно, как любая молодая женщина, нанятая воспитывать дочь хозяина дома. Да, она собиралась считать милорда просто хозяином, а не человеком, которого знала раньше и который жестоко обидел ее.
Увы, это благое намерение скоро забылось. Забылось, как только она обнаружила, что Доминик Хастингс стал человеком, которого можно уважать. А затем возродилась ее детская любовь. Только на этот раз ее собственная зрелость преобразила ту любовь в более глубокое и прочное чувство. Если юной Эмилии Линкольн было достаточно находиться рядом с возлюбленным, восхищаться его обаянием, то повзрослевшая Эмма Ло-уренс хотела от него большего…
Если быть честной до конца, она хотела быть любимой им. Она обнаружила, что ее тело дрожит от его малейшего прикосновения. А что же случится, если он пойдет дальше? Если он… В этом месте своих размышлений Эмма краснела и трепетала. Она не должна думать о таких бесстыдных вещах. И если раньше она верила, что собирается увлечь милорда и добиться его признания в любви только для того, чтобы потом бросить его, то давно уже не испытывала жажды мести.
Как только появились признаки того, что он увлечен ею, ее чувства к нему разрослись и расцвели. Но все безнадежно. Она просто прислуга, гувернантка его дочери, никто. Он может сделать ее своей любовницей, хотя пока сопротивляется желанию… спать с ней — это было самое безобидное для Эммы выражение, в действительности означавшее «сделать своей шлюхой».
