Франсин ехала медленно, у нее голова кружилась от впечатлений. Она вернулась в свой большой пустой дом. Рабочие уже ушли, закончив свои дела, но солнце было еще ослепительно ярким. Одна в отремонтированной кухне, Франсин приготовила простенький салат, ни на что большее у нее не хватило сил. Она ела, не замечая вкуса пищи, совершенно машинально, только чтобы немного подкрепиться. Позже, если Кейли не появится, полиция, конечно, потребует от нее объяснений по поводу исчезновения подруги, ведь машина Кейли еще стояла у дома Франсин, но сейчас это меньше всего волновало ее.
Кейли хотела вернуться к Дерби и попытаться изменить его судьбу и судьбу их будущего ребенка. Фотографии двух могил, сделанные в тот день Франсин, должны показать, рассуждала она, успешной ли оказалась миссия ее подруги.
Если так, то даты на надгробьях должны измениться. Они будут отличаться от тех, что запечатлены у нее на пленке. Вместе с этим могли измениться дневниковые записи и вещи в сундуке Кейли. Франсин оставалось только ждать.
– Ты не сердишься?– спросила Кейли, когда они с Дерби вышли на улицу после ужина с его отцом и братьями, и он помогал ей взбираться в стоявший наготове кабриолет.
– На то, что ты изменила всю мою жизнь одной единственной фразой? – спросил Дерби тоном, не предполагающим ответа.– Нет, Кейли, я не сержусь. В конце концов, ты права. Приходит время, когда человек должен остановиться и внимательно осмотреться вокруг.
Коляска заскрипела, когда он запрыгнул в нее и сел рядом с Кейли. Этот кабриолет принадлежал Нэду Финн, владельцу конюшни, и Дерби платил за пользование им.
– Ты должен быть справедливым к своему отцу, – заговорила Кейли.– Мне кажется, ты никогда не будешь по-настоящему счастлив, если будешь чувствовать, что несправедливо обошелся с ним.
– Боюсь, что все несколько сложнее, – задумчиво произнес Дерби, взмахнув поводьями.
Серая лошадь рванула с места, увлекая их в залитую лунным светом ночь.
Кейли вспомнила о предложении, любезно сделанном ей будущим свекром. Он считал целесообразным, чтобы до свадьбы Кейли жила на ранчо, дипломатично предполагая, что «Голубая подвязка» «не очень комфортабельное» место для леди. Она вежливо отказалась, но не назвала истинной причины отказа, которая заключалась в том, что она боялась опять перенестись в другой век.
– Сложнее?– не поняла Кейли.– Ты имеешь в виду тот факт, что я должна родиться почти через сотню лет?
– И это тоже, – сквозь зубы процедил Дерби, не взглянув на нее.
– А что еще? Расскажешь мне об этом?
– Да.
– Когда? – настаивала Кейли.
– Когда я буду знать, как объяснить тебе это, – ответил Дерби после продолжительной паузы тоном, которым ясно давал понять, что не хочет продолжать этот разговор. – Ангус был прав, – перевел он беседу на другую тему, – тебе не следует оставаться в «Голубой подвязке», Кейли. Я отвезу тебя в отель.
– Ты останешься со мной?
– Нет, мэм, – засмеялся Дерби. – С этого момента мы будем поступать только благопристойно.
Час спустя, когда Дерби Элдер вошел в крошечное фойе отеля «Американ», одетый в изящный костюм и в сопровождении дамы, все головы как по команде повернулись в его сторону. Кейли почувствовала, как заливается краской ее лицо, когда они проходили мимо постояльцев отеля, которые сидели рядом с масляными лампами и делали вид, что читают газеты, а на самом деле внимательно рассматривали вновь прибывших.
Дерби заказал одноместный номер, заплатил удивительно ничтожную сумму и протянул Кейли регистрационную книгу. Тощий клерк, не сводивший с Кейли восхищенного взгляда, подал ей ручку-перо. Она чмокнула ее в чернила и витиеватым почерком вывела свое имя.
Дерби не поцеловал ее на прощание, и хотя это расстроило Кейли, она понимала, что в девятнадцатом веке многое было по-другому. Он обращался с ней как с леди, пытаясь спасти то, что осталось от ее репутации.
– Я буду вам очень признателен, – обратился Дерби к клерку, положив на стойку монету, по стоимости равную половине той суммы, которую он заплатил за комнату, – если вы проводите мисс Бэрроу до двери ее номера.
Парень кивнул и, не долго думая, спрятал монету.
– Будет сделано, мистер Элдер, – протараторил он, в одно мгновение, оказавшись по другую сторону стойки.
– Спокойной ночи. – Слова Дерби, обращенные к Кейли, прозвучали так формально, что она не удивилась бы, если бы Дерби пожал ей руку как после официального приема. Но она заметила озорную искорку в его глазах, и это ободрило ее.
Клерк проводил Кейли наверх по лестнице и открыл дверь в комнату номер семь. Он зажег лампу на столе и, пробормотав «приятного вам вечера», прошмыгнул в коридор. Кейли успела поблагодарить его и заперла дверь.
Комната была маленькая, но очень чистая, с узкой кроватью, умывальником, на котором стоял кувшин, унитазом и высоким шкафом для одежды. Только когда Кейли вспомнила, что у нее нет ночной сорочки, зубной щетки и сменного нижнего белья.
Она подошла к окну и отодвинула кружевную штору. Дерби стоял посреди улицы, как Ромео-ковбой, ждущий свою Джульетту. Увидев ее, он снял шляпу, низко поклонился и зашагал прочь. Она уже скучала по нему.
Через три дня, после нескольких визитов в усадьбу Кульверсонов, лихорадочной уборки и расстановки там мебели, привезенной из дома Ангуса по его настоянию, Дерби и Кейли поженились. Обряд привел в исполнение молодой священник отец Амброс. Среди многочисленных гостей были Тесси, Орэли и другие женщины из «Голубой подвязки».
На Кейли было платье из шуршащего серо-бежевого льна с длинным рукавом и с кружевным нагрудником. Поскольку это было не то платье, которое она видела на своем свадебном снимке, и в котором впервые попала в девятнадцатый век, в ее душе затеплилась хрупкая надежда на то, что им удастся избежать поджидавших впереди бед. Кейли, напевая, крутилась перед зеркалом в гостиной Ангуса, любуясь собой в широкополой шляпе, и выглядела абсолютно счастливой. Предполагаемый ход событий, казалось, был уже изменен. Дерби останется жить и Гарретт тоже, если он вообще появится на свет. «Ребенок, зачатый в другую ночь, будет другим ребенком, с другой судьбой», – рассуждала Кейли. Несмотря на зародившуюся надежду, печаль, засевшая глубоко в сердце Кейли, не отпускала ее. Даже если Гарретта никогда не будет, и он, соответственно, не умрет, она всегда будет знать, что он мог быть ее сыном, и будет скорбеть о нем. Кейли печально вздохнула. Она должна сделать все, что будет в ее силах, изменить то, что можно изменить, и предоставить судьбе то, что изменить нельзя. Она знала, что это будет нелегко и не питала на этот счет никаких иллюзий.
