Вольдемар отступил шаг назад; он стоял теперь в тени, так что его лица не было видно.
— Так как графиня Моринская была свидетельницей нашего разговора, то он не требует пояснений, я больше ничего не могу добавить, — ответил он и обратился к матери. — Я уезжаю завтра рано утром. В твоем распоряжении неделя для решения; я остаюсь при своем мнении.
С этими словами он официально, как всегда, поклонился молодой графине и вышел.
Ванда, все еще стоявшая на пороге, вошла в комнату и, приблизившись к тетке, тихо проговорила:
— Теперь ты мне веришь?
Княгиня опустилась на диван; она не могла оторвать взгляд от двери, в которую вышел ее сын, и, казалось, была не в состоянии понять, что произошло.
— Я всегда судила о нем по его отцу, — произнесла она, как бы говоря сама с собой. — Мы все должны поплатиться за эту ошибку. Он показал мне… что не таков, как его отец.
— Он показал еще больше, — сказала Ванда, — а именно твою энергию, твою волю и даже твой взгляд и тон. Ты всегда гордилась тем, что Лев похож на тебя лицом, но твой характер всецело унаследовал его старший брат.
В голосе девушки слышалось что-то такое, что заставило княгиню насторожиться.
— А кто же научил именно тебя с такой уверенностью разгадать этот характер? — резко спросила она. — Уж не твоя ли неприязнь к нему заставила тебя видеть то, в чем ошибались мы все?
— Не знаю, — ответила Ванда, опуская глаза. — Я с первого же дня почувствовала в нем врага.
— Ты права. Вольдемар сегодня впервые показал, что он — мой сын, но это значит также, что мать сможет бороться с ним. Неужели ты думаешь, что я испугаюсь его угроз? Посмотрим, дойдет ли он до крайних мер.
— Не рассчитывай на какую-нибудь уступчивость со стороны этого человека. Он пожертвует тобой, Львом и всеми, если найдет это нужным.
Княгиня испытующе посмотрела на взволнованное лицо племянницы и твердо ответила:
— Мною и Львом — может быть, но теперь я знаю, чем он не пожертвует, и в решительный момент воспользуюсь этим.
Ванда посмотрела на тетку, не понимая, о чем она говорит.
— Нам надо принять какое-нибудь решение, — продолжала княгиня. — Прежде всего, необходимо уведомить брата. Так как Вольдемар завтра уезжает, то твой отъезд отпадает, ты останешься здесь и вызовешь отца и Льва. Я сегодня же вечером отправлю твое письмо с нарочным, и завтра вечером они могут быть здесь.
Молодая графиня повиновалась. Она вернулась в кабинет и снова села за письменный стол, не подозревая, какую роль ей предназначила тетка. Княгиня не могла простить сыну, что он так решительно отказался признать в своих жилах кровь Моринских. Хорошо же, пусть он тогда потерпит поражение от Моринской, хотя бы даже это была не его мать!
В гостиной управляющего перед раскрытой книгой сидели доктор Фабиан и Маргарита Франк; уроки французского языка действительно начались, но насколько серьезно и добросовестно относился к делу учитель, столько же легкомыслия проявляла ученица. Уже на первом уроке, состоявшемся несколько дней тому назад, она занималась тем, что задавала доктору всевозможные вопросы о его прошлом, о жизни в Альтенгофе и тому подобных вещах. Сегодня она во что бы то ни стало хотела знать, что, собственно, он изучает, и все больше припирала к стене бедного ученого, ни за что не хотевшего выдавать свою «Историю германистики».
— Не начнем ли мы наконец наш урок? — умоляюще произнес он. — Если мы будем продолжать таким же образом, как до сих пор, то сегодня ничего не сделаем; ведь вы все время говорите по-немецки.
— Ну кто теперь может думать о французском языке! — воскликнула Маргарита, нетерпеливо перелистывая одну страницу за другой. — У меня совершенно не то в голове. Жизнь в Вилице так тревожна!
— На мой взгляд, вовсе нет, — произнес доктор, терпеливо переворачивая страницы, чтобы найти место, где они остановились.
Молодая особа смерила его настоящим инквизиторским взглядом.
— Нет? Вы должны были бы лучше других знать, что, собственно, случилось в замке. Вы — друг господина Нордека. Что-то случилось, это не подлежит сомнению, потому что, с тех пор как он уехал, тут все завертелось, словно в колесе; посыльные так и летают между Раковицем и Вилицей. То граф Моринский здесь, то княгиня там. И что это за вещи приносят или уносят через парк? Вы ведь должны были заметить это, так как ваши окна выходят как раз в эту сторону.
Маргарита все время говорила по-немецки, и Фабиан невольно отвечал ей на том же языке. Теперь, услышав ее слова, он с беспокойством задвигался на своем месте и произнес:
— Я ничего не знаю, право, не знаю!
— Папа тоже всегда так отвечает, когда я спрашиваю его, — ответила Маргарита. — Я вообще решительно не понимаю его теперь; он напустился на своего помощника, когда тот пришел с таким же докладом, и строго-настрого приказал ему не трогать парк. Ведь не может быть, чтобы папа тоже принимал участие в заговоре, а все очень похоже на это.
— Цель моего посещения, право, не будет достигнута, если вы постоянно будете заниматься подобными делами! — умоляюще воскликнул Фабиан. — Вот уже полчаса, как я тут, а вы не прочитали еще ни одной страницы. Пожалуйста! — И он чуть не в десятый раз пододвинул Маргарите книгу.
Девушка с негодованием взяла ее, воскликнув:
— Хорошо же! Я вижу, что меня не хотят посвящать в тайну. Но я все разузнаю, и тогда все пожалеют, что так мало доверяли мне!
Тут она начала читать французское стихотворение, умышленно делая неверные ударения, что приводило ее учителя прямо в отчаяние.
Молодая девушка читала только вторую строфу, когда во двор въехал экипаж. В нем никого не было, но кучер, вероятно, уже не раз бывал здесь, потому что немедленно принялся распрягать лошадей. Сразу же после этого вошла служанка с докладом, что асессор Губерт будет иметь честь посетить управляющего, что он только на минутку завернул по делу в деревню и послал вперед экипаж с просьбой разрешить ему и на этот раз воспользоваться гостеприимством господина Франка.
Тут не было ничего необычайного, так как асессор часто ночевал в доме управляющего, когда ему приходилось бывать по делам в окрестностях Вилицы, а потому Маргарита тотчас же распорядилась, чтобы позаботились о кучере и лошадях и привели в порядок комнату для гостей.
— Когда придет асессор, придется закончить наш урок, — с легкой досадой сказала она Фабиану. — Но он не будет долго мешать нам. Я вскользь упомяну о таинственных делах, творящихся в парке; он сейчас же побежит туда, чтобы встать где-нибудь за деревом, и мы от него избавимся.
