Когда баронесса открыла глаза, она увидела, что лежит в постели.
— О, Боже! Наверное, меня перенесли слуги, — прошептала она сама себе, и собственный голос показался ей чужим и странным. Голова ужасно болела, словно внутри был алмазный стержень. Перед глазами начали медленно проплывать воспоминания вчерашнего вечера… Рихард, дорога, Клод, мама…
— Мама! — Мари попыталась подняться. Внезапно, события вчерашнего вечера ворвались в ее сознание, заставив окаменеть. Баронесса пыталась понять, было ли это правдой или просто кошмарным сном, видением…
— Мари! — вдруг раскатилось гулким эхом по коридору. — Мари, где ты?! Это я!
«Боже! Салтыков!» — Мари схватилась за грудь, изо всех сил пытаясь унять сердцебиение, чтобы румянец или излишняя порывистость дыхания не выдали ее взволнованности. Она сама не могла понять причины своей обостренной реакции. Словно она влюблена и с нетерпением ждала появления Салтыкова! Баронесса снова почувствовала себя будто бы в чужом теле.
— Я видел, что вы уже сделали попытку докопаться до истины, — насмешливо бросил Александр, входя в спальню. — Ваши слуги показали мне раскрытую настежь дверь в стене кабинета. Ну что ж, похоже, Клод получил то, что ему было нужно. Меня только интересует, были ли ему нужны вы… Или магистр настолько устал от вас в юности, что сбежал сразу, как только получил архив?
— Если вы явились только за тем, чтобы издеваться надо мной… — начала было Мари, но все тело ее горело. Такой страсти она не чувствовала уже давно! Баронесса попыталась молиться, но ничего не вышло, она смотрела на Салтыкова горящими глазами, и ничего не могла с собой поделать. Она его любит! Как это могло произойти?
Я пришел, чтобы вам помочь! Теперь вы убедились в том, что Клод Сен-Мартен имел вполне определенные, и не имеющие никакого отношения к любви, намерения?!
— Убирайтесь! — воскликнула Мари.
— Когда же вы, несносная девчонка, наконец, поймете, что весь ваш разум, тело и все существо ваше только и жаждет, что меня! Моей помощи, моей страсти! Я приехал за вами одной и только! В ту же секунду, как ваш муж сообщил мне, что вы уехали в дом своих родителей вместе с Сен-Мартеном, я понял, что архив для меня потерян. Тем более что в вашей спальне я нашел это! — Салтыков вытащил из кармана тот самый серебряный медальон, при помощи которого Клод заставил Мари подчиниться его воле.
— Уйдите немедленно! — Мари закричала, но граф зажал ей рот страстным, полным нежности поцелуем.
— Уходите… — она шептала это и таяла как восковая свеча в сильных мужских руках, что сжимали ее подобно гигантским змеям.
Мари казалось, что вся она растворилась в горячей волне наслаждения, она была словно легчайший эфир в потоке света. Каждая клеточка ее тела трепетала от властных, но бережных прикосновений. Салтыков любил ее так, словно умел угадать все-все ее тайные желания, даже те, в которых она сама себе стеснялась признаться. Его дыхание обжигало кожу, а тело оказалось таким тяжелым, что Мари невольно вздохнула. Когда она была уже более не в силах сдерживать себя и сжала его спину ногами, они мгновенно слились в единое целое, и словно одна, единая комета, помчались к блаженству. Мари почувствовала себя лежащей на вершине облаков…
— Я тебя люблю, — донесся до нее голос Александра. — Я полюбил тебя сразу, как только увидел. Мы уедем в Россию. Я возьму тебя в жены. Ты будешь моей прекрасной женой… — он долго рассказывал ей об удивительном чувстве, что открылось ему. Любовь…
Мари еще раз вздохнула. Реальность была так чудесна, что казалась не более чем наваждением сна, которое вот-вот растает. Она словно превратилась в свою собственную мечту. Солнце уже было в зените, а они все еще лежали в объятия друг друга, утопая в удивительном блаженстве, что даровал им Господь.
Мари очнулась от сладкой дремы. Что это было? Сон? Очередное наваждение? Александра рядом не оказалось. Баронесса была совершенно обнаженной. В ужасе натянув на себя рубашку, она вскочила, набросила на плечи шаль. Первая мысль ее была, что он уехал. Бросил ее! Что же с ней происходит? Она как будто не принадлежит себе, как будто сходит с ума!
— Негодяй! — в сердцах крикнула она.
— На кого ты так сердишься, душа моя? — раздался в ответ веселый и бодрый голос.
— Ох… Прости, я думала… Я думала, ты сбежал.
— По правде говоря, у меня была такая мысль, — прищурившись, ответил ей Салтыков, появившийся в дверях с подносом.
Мари смотрела на него непонимающими глазами, и чувствовала себя до невозможности беспомощной.
— Ты ужасно храпишь, — и Александр поставил на столик завтрак. — Вот, здесь холодная телятина, немного клубники, гренки, сливки, сыр, а еще я прихватил отличную бутылочку вина. — Салтыков вытащил ее из кармана.
Мари вдруг стало не по себе. Она закуталась в шаль и отвернулась.
— Что-нибудь не так?
— Это неправильно!
— Что неправильно? Ты хочешь другое вино? — Александр пытался отшутиться, хоть отлично понимал, о чем идет речь.
— Мы не должны были… Я нарушила священный обет. Я изменила мужу! Меня ждет вечный огонь, — Мари уже сама не понимала, что говорит, но чем больше она думала об адовом пламени, что неминуемо пожрет теперь ее тело, тем больше она осознавала тяжесть совершенного ею греха.
— Мари! — Салтыков напрягся. — Я люблю тебя, ты любишь меня, что тут постыдного? И потом, если мы поедем в Россию, ты примешь православие, и твой протестантский брак вообще не будет считаться законным! Ты станешь моей женой…
— Боже мой! Я так боюсь! — Мари прижалась головой к груди Салтыкова.
— Скажи, что нужно сделать, любовь моя, — граф опустился перед ней на колени и осыпал поцелуями ее ладони. — Я все исполню, только бы ты была счастлива.
— Помоги мне узнать, чем мать Лизхен шантажировала моего отца, — Мари посмотрела Александру прямо в глаза. — До тех пор, пока эта тайна не будет раскрыта, я не смогу спокойно спать. Ей только один раз стоило ворваться в мою жизнь — и все разрушено. Я не хочу повторений. Не хочу потерять тебя, как потеряла Рихарда! Боже, я не понимаю, что говорю! Вчера Клод увез из потайного кабинета небольшой, обитый кожей, дорожный сундук…
— Твой муж не любил тебя, Мари, он — глупец, — и Салтыков поцеловал ее столь нежно, что она забыла обо всех горестях, что приключились в ее жизни за последний год. Власть любви оказалась столь велика, что баронесса фон Штерн забыла обо всем на свете. Она была готова последовать за Александром куда угодно, в Россию, в Китай, на край света! Они снова любили друг друга. Сливаясь словно два бурных потока, познав вершины восторга страсти, оба словно начали жить заново. Будто бы и не было ничего. Никакого Рихарда, России, архива… Будто вся жизнь началась с этой ночи.
