Уоллингфорд немного отошел назад, чтобы полюбоваться делом рук своих, когда за его спиной раздалась тирада на богатом гласными звуками итальянском языке.
– Джакомо, друг мой, – произнес герцог, оборачиваясь, – вам стоило предупредить о своем появлении, иначе я мог бы вас поранить.
– Синьор герцог, я сломал ногу! – Джакомо схватился за больное место и принялся скакать на одной ноге.
Уоллингфорд сложил руки на груди.
– Не повезло. Когда переведете дыхание, потрудитесь объяснить, почему вы так тихо и незаметно подкрались ко мне сзади? Не торопитесь, – добавил герцог, снимая с рукава жесткий конский волос. – У меня много свободного времени.
– Я вовсе… не подкрадывался, синьор! – охнул Джакомо. Он перестал прыгать и очень медленно поставил ногу на поросшую травой землю. – И не сделал ничего дурного. – Джакомо осторожно перенес вес тела на больную ногу и сделал шаг. Его медленное передвижение сопровождалось вздохами и тихими постанываниями.
– Говорите, Джакомо, – велел Уоллингфорд, – или можете не трудиться, я попытаюсь догадаться сам. – Он задумчиво постучал пальцем по подбородку. – Если бы я рискнул предположить – а я вовсе не любитель пари, хотя и заключал их один или два раза, – я бы сказал, что это каким-то образом связано… дайте подумать… – Он щелкнул пальцами. – С женщинами.
– С женщинами, – презрительно повторил Джакомо, как если бы речь шла о навозе, а потом с сожалением вздохнул: – Нет, дело не в них.
– Вот как? Вы меня удивляете. – Уоллингфорд вздохнул с облегчением. Господь свидетель, его нельзя было назвать ярым защитником представительниц слабого пола, но постоянное нытье Джакомо и его жалобы на обитательниц замка Святой Агаты заставляли его чувствовать себя рыцарем. Ибо никто, кроме него, Уоллингфорда, не имел права говорить плохо об Абигайль Харвуд.
Джакомо покачал головой:
– Нет, синьор герцог, женщины сегодня убираются в замке к приезду священника.
– Священник приезжает? Черт возьми!
– Синьор герцог! – Джакомо перекрестился. – Si, signore. Чтобы освятить дом… Э, весной Господь наш возрождается… – Он выразительно защелкал пальцами.
– Вы говорите о Пасхе? – догадался Уоллингфорд. Ну и ну! Неужели скоро Пасха?
– Да, Пасха! Женщины сегодня убираются в замке, grazie a Dio[6], но синьор Берк…
– Берк? Что, черт возьми, случилось с Берком? – сурово спросил Уоллингфорд. Жуткие картины замелькали у него перед глазами: взрыв газа, воспламенение мотора, пролитый на научный прибор чай. С тем, кто целыми днями возится с этими адскими агрегатами, может произойти все, что угодно.
Джакомо прижал руку к сердцу.
– Ему нужна помощь, синьор. У него есть провода… батареи… – Он подался вперед. – А эта дьявольская женщина, синьора Морини, любит приходить и мучить его…
– Ага! Значит, все-таки женщина!
Джакомо пожал плечами:
– Как знать, синьор герцог? Но лучше все же поберечься.
Уоллингфорд представил себе мастерскую Берка, залитую лучами солнца и заполненную разными механизмами, с ее мужскими запахами масла, металла и кожи, с тихим бормотанием и ругательствами Берка. Место для труда, открытий и изобретений. Где леди Морли спокойно может проворачивать свои проделки.
Поглощенный собственными проблемами, Уоллингфорд совсем забыл про Берка. Умного, непреклонного Берка, своего дорогого друга, который оказался легкой добычей для вдовствующей маркизы Морли.
А еще, и это было очень важно, Абигайль Харвуд ни за что не придет в голову посетить мастерскую Берка таким чудесным весенним утром.
Уоллингфорд перекинул седло через руку.
– Больше ни слова, приятель. Я немедленно отправляюсь к нему.
Абигайль смотрела на блюдо, стоявшее на обеденном столе.
– Вы уверены? – спросила она.
– Si, синьорина. Это традиция. Священник благословляет яйца, чтобы замок наполнился жизнью. – Экономка кивнула головой, покрытой сегодня белым платком, призванным, видимо, почтить непорочность Всевышнего и его представителя на земле, и провела рукой по глянцевитым белым яйцам, лежащим на расписном праздничном блюде.
– Вы действительно в это верите?
Синьора Морини бросила на англичанку укоризненный взгляд.
– Синьорина, вы верите в великое проклятие, но не верите в яйца?
– Но они кажутся такими… обычными. – Абигайль вновь посмотрела на гладкую белую скорлупу, в которой не было ни капли волшебства. – Я только сегодня принесла их из курятника вместе с остальными.
– Сейчас с ними действительно ничего не происходит, – уверенно произнесла синьора Морини. – Но вот после благословения…
– А вы уверены, что этот ваш священник действительно знает, что делает? Не спутает ли молитвы? Наши планы и так очень хрупки, Морини. – Абигайль принялась стучать по деревянной столешнице пальцами с обломанными ногтями. – Прошлой ночью мне пришлось очень непросто в общении с герцогом. Он совершенно не восприимчив ко всякого рода флирту и романтике, не говоря уже о безумной любви, которая нам необходима для снятия проклятия. Он едва не застукал Роланда и Лилибет в библиотеке. Вот тогда точно был бы конец всему!
Синьора Морини улыбнулась и покачала головой:
– Не стоит беспокоиться о герцоге. И тем более о священнике. Это судьба. Я поняла это с того самого мгновения, как увидела вас на пороге замка. На этот раз удача с нами.
– На этот раз? – спросила Абигайль. – Значит, здесь бывали и другие люди?
– Ну конечно. Каждые тридцать, пятьдесят лет мы снова и снова испытывали судьбу. В нашем замке бывали различные леди и джентльмены. Но каждый раз, – экономка отмахнулась, – ничего не происходило. Поэтому оставалось лишь ждать и пытаться снова.
– О, Морини. – Абигайль похлопала экономку по руке. – Я постараюсь сделать все от меня зависящее. Очень постараюсь. Сейчас, в этот самый момент, Александра находится в мастерской с мистером Берком. Да и мог ли он перед ней устоять? А еще я уверена – что-то произошло между Лилибет и Пенхэллоу прошлой ночью. Она зарделась как… как… – Абигайль никак не могла подобрать подходящего слова.
– Роза?
– Да, как роза! Совершенно верно! Точно ароматный розовый бутон, когда сэр Роланд вошел в дверь в этой своей стремительной манере. Они не станут ходить вокруг да около слишком долго. Я в этом уверена. – Абигайль мечтательно вздохнула и облокотилась спиной о покрытую осыпающейся штукатуркой стену.
– А вы, синьорина? Вы и синьор герцог? – тихо спросила Морини.
Абигайль закрыла глаза и прижала ладони к шероховатой стене за спиной.
