Герцог раздул ноздри.
— Я сказал, что не собираюсь влюбляться в свою жену. Но, — сухо продолжал он, когда она попыталась снова заговорить, — по большому счету вы правы. Любовь в мои планы не входит.
— Почему?
Элли с опозданием прикусила язык, ругая себя за неуместное любопытство. Ей захотелось немедленно отменить свой вопрос, но она удержалась, хватило одного взгляда на его замкнувшееся лицо. Тем не менее очень любопытно, почему он, человек, могущий заполучить любую женщину, какую пожелает, решил, что… Словом, почему категорически отказывается влюбляться?
— Так почему?
Губы Джастина тронула насмешка.
— Возможно, я слишком часто лицезрел, как мои друзья идут на поводу у чувств, и не желаю вести себя столь же глупо. Чувства делают мужчину чересчур уязвимым.
Обстоятельный и обидный ответ, но Элли ощутила в нем какую-то фальшь. Не связано ли это неприятие с союзом его родителей, у которых, как он сказал, сложился «исключительный брак»?
— По-моему, женщина, которую любят, уязвима не меньше. Ведь ее чувства тоже под ударом, разве нет?
— И зачем тогда вообще рисковать? — возразил герцог.
Элли пожала плечами:
— Наверное, в природе людей нуждаться в любви и любить самим.
— Вы хотите сказать, мои чувства неестественны? — резко поинтересовался он.
Она с минуту смотрела на него. Глаза Джастина сверкали, от гнева ли или по другой причине.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, — наконец пробормотала она.
Он сухо улыбнулся:
— С вашей стороны очень проницательно.
— И сейчас по-прежнему его избегаете.
— Знаете, с вашей стороны было бы более благоразумно сменить тему.
Щеки Элли заполыхали. Она опустила глаза и стала смотреть в окно.
— Не думаю, что меня можно считать «благоразумной» в наших… отношениях до сего времени, ваша светлость.
Вот за это Джастин мог поручиться!
Элеонора на прошлой неделе была с ним какой угодно, но не благоразумной. До такой степени, что сейчас он знал ее тело почти как свое собственное. Ощущение гладкой, как атлас, кожи, вкус груди, теплое прикосновение ее губ и выражение лица, когда она достигала пика от его ласк.
Даже сейчас он не мог не отметить совершенство ее спокойного лица, развернутого к нему в профиль. Умный сливочно-белый лоб, изумрудно-зеленые глаза в окружении длинных ресниц, идеальный абрис щеки, усыпанный веснушками прямой носик, полные губы, упрямый решительный подбородок.
За прошедшие дни она стала увереннее и элегантнее. Лицо обрамляла салатового цвета шляпка под цвет платья, из-под которой сверху и снизу выглядывали соблазнительные рыжие локоны. Идеальная осанка подчеркивала полную грудь в низком декольте, колени строго вместе, из-под подола выглядывали зеленые же изящные атласные туфельки.
Да, Элеонора представляла собой идеальный образчик молодой леди, и Джастин осознал, что уверенности ей добавляло оказываемое восхищенное внимание со стороны юных денди. Эндикотт, без сомнения, в их числе. В отличие от страждущих щеголей, он вел себя цинично и отстраненно — не самое привлекательное поведение по отношению к юной девушке, вокруг которой вьется столько услужливых ухажеров. Он вспомнил, как она отзывалась о его циничном отношении к любви. Действительно неприязненно. Это ужасно его злило. До такой степени, что внезапно захотелось разрушить ее спокойствие и уверенность.
— Уверяю вас, дорогая Элеонора, я совершенно не жалуюсь на вашу несдержанность в спальне. И вы не услышите от меня возражений, если снова решите повести себя не слишком благоразумно!
Она ахнула и развернулась к нему, щеки окрасил яркий румянец.
— Джастин!
Может, если бы потрясенная Элеонора не обратилась к нему по имени, он и не пошел бы дальше.
Может быть.
Джастин быстро пересел на противоположное сиденье рядом с Элеонорой, тесно прижавшись бедром к ее теплому телу. Потом потянулся и закрыл занавески на обоих окошках. В карете воцарился полумрак, хотя и не настолько плотный, чтобы они друг друга не видели. Отчетливо осознавая свои действия, он развязал ленты шляпки и снял ее.
— Мы скоро будем на месте, — сдавленно запротестовала Элли.
Джастин поднял руку и постучал по потолку салона.
— Ваша светлость? — тут же откликнулся кучер.
— Вези нас, пока я не дам другого приказа, Билсбури. — Джастин повысил голос, перекрикивая топот копыт по каменной мостовой.
— Хорошо, ваша светлость!
Элеонора застыла словно завороженная, не в силах ни двинуться, ни отвести взгляда. Джастин ловко вытащил шпильки из ее огненных локонов. Волосы рассыпались по плечам, спускаясь почти до талии. Он издал горловой стон и на мгновение прикрыл глаза, представляя, как длинные пряди чувственно прикасаются к его обнаженной плоти. Его древко мгновенно увеличилось и отвердело.
— О боже!
Он открыл глаза и взял в ладони лицо Элеоноры. Опустил голову и завладел ее приоткрытыми губами. Их обоих мгновенно захватил столь мощный и горячий поток желания, что для осторожного исследования и соблазнения уже не осталось терпения. Джастин испытал мгновенный прилив страсти, его мужественность восстала и пульсировала где-то у живота. Он плавно обнял Элеонору за талию и тесно привлек к себе, прижавшись грудью к ее груди, а горячим древком к ее плоскому животу.
Элеонора подалась к нему всем телом и подняла голову. Он провел языком по ее нежным губам, с силой проник в рот, впился в его жаркие соблазнительные глубины.
Воспоминания о трехдневной агонии, когда она старалась как можно больше избегать его, растворились, словно никогда не существовали. Мгновенно вспыхнувший жар страсти казался продолжением предыдущего. Она любила его и не могла противостоять натиску, реакция его тела совершенно недвусмысленно сообщала, что он возбужден не меньше ее.
Джастин продолжал ее целовать, она совсем потерялась в нахлынувшей волне чувств. Затем он поднял ее и посадил себе на колени. Элли оседлала его мускулистые бедра, уперлась коленями в сиденье. Ее платье немного задралось, позволяя ему еще теснее прижать ее к своему телу, она раздвинула ноги, позволяя налитому древку прижаться к ее пульсирующей сердцевинке. Внезапно Элли ахнула, карету тряхнуло, и его твердая мужественность прошлась по чувствительному местечку между ног. Ее полностью захватили новые ощущения. Джастин же тем временем расстегнул ее платье. Прервал поцелуй и слегка отстранил ее, высвобождая грудь из лифа. Его глаза заблестели и вспыхнули жаром, когда он осознал, что ее грудь теперь прикрыта лишь тонкой тканью сорочки. Он накрыл ладонями оба округлых холмика.
