Для Зоэ он стал незнакомцем, и она не знала, что хуже: возникшая между ними дистанция или то, что все это видят, но притворяются, будто не замечают.
Мерсер редко бывал дома. Вспышки оспы все еще перекидывались от деревни к деревне, сообщила Джонет, но карантин и сжигание зараженных вещей в значительной степени сдерживали распространение болезни. Однако жена одного из арендаторов заболела, и в окрестных деревнях больше десяти человек умерло.
За обедом Мерсер тоже держался отстраненно, но больше от утомления, думала Зоэ, чем от чего-то другого. Однажды, по настоянию Джонет, они после обеда вместе играли в триктрак. Мерсер был вежлив, хотя несколько усталый и тихий. Несмотря на его мимолетные замечания, между ними, казалось, существовало своего рода перемирие, вызванное, возможно, их взаимной привязанностью к Робину, поскольку Мерсер, подобно его матери, был очень осторожен и бдителен, когда дело касалось Робина.
— Дорогой! — упрекнула сына Джонет однажды вечером, когда Робин слишком грубо отодвинул Бонни. — Что с тобой?
— Она хочет забраться на диван, — раздраженно сказал Робин, — и она слишком большая.
Мерсер, просматривающий номер «Сельскохозяйственного журнала», щелкнул пальцами.
— Бонни, ко мне, — спокойно сказал он.
Собака, бросившись через комнату, вспрыгнула на диван рядом с хозяином и презрительно посмотрела на Робина.
— Думаю, Робин в плохом настроении от того, что пришлось сменить лондонскую жизнь на провинцию, — сказал Амхерст, нетерпеливо отложив газету. — Попробуй вставать немного раньше, мой мальчик, и найди себе полезное занятие. Помни: «Леность погружает в сонливость».[1]
— В самом деле, папа, — вздохнул Робин. — Необходима ли тут библейская лекция?
— «Наказывай сына своего, доколе есть надежда… — продолжал цитировать мистер Амхерст, снова взявшись за газету, — …и не возмущайся криком его».[2]
Робин поставил кофейную чашку и направился к двери.
— На этом я откланиваюсь, — сказал он. На пороге он повернулся и отвесил насмешливый поклон. — Доброй всем ночи. Полагаю, вы все будете спать хорошо.
Зоэ про себя вздохнула. Такова была ее жизнь невесты. Джонет резко отложила рукоделие.
— Подожди, я придумала! — сказала она. — Робину нужна цель для раннего подъема. Зоэ, ты ведь хотела спуститься к морю? Завтра будет прекрасный день, и берег красив именно на рассвете. Стюарт, пойдешь ли ты впереди?
— Вниз к морю? — Мерсер отложил журнал и погладил Бонни, положившую морду ему на колени. — Завтра? Да, пожалуй.
Робин прислонился к дверному косяку.
— На рассвете, Стью?! — презрительно сказал он. — Эту работу я с радостью оставляю тебе. — Повернувшись, Робин вышел из комнаты.
Раздраженно фыркнув, Амхерст бросил странный взгляд на жену, отложил газету и последовал за Робином. Его спина была прямой, а выражение лица сулило неприятности. Зоэ была почти готова вступиться за суженого.
— Что ж, похоже, вы пойдете вдвоем, — сухо сказала Джонет.
Зоэ покачала головой.
— Возможно, в другой раз, — спокойно произнесла она.
Мерсер искоса взглянул на нее.
Джонет вздохнула.
— Для молодежи здесь слишком тихо. Может нам совершить путешествие? По побережью?
— Это было бы замечательно. — Вечер был испорчен. Зоэ встала и натянуто улыбнулась. — А теперь я последую примеру Робина. Найду книгу и лягу пораньше.
Робин уже вызвал камердинера, когда отчим постучал и дверь его спальни.
— Я собираюсь уходить, папа, — сказал он, когда дверь открылась. — Это не может подождать?
— Не может. — Отчим решительно закрыл за собой дверь. — Боюсь, Робин, нам надо откровенно поговорить.
В этот момент вошел Уоттс с вычищенным сюртуком Робина.
— Оставьте нас, — сказал Амхерст с нехарактерной для него резкостью.
Округлив глаза, Уоттс поклонился и исчез. Робин, сжав челюсти, смотрел ему вслед. Он знал, конечно, что последует дальше, и если быть честным, он понимал, что этого заслуживает. Но теперь он справлялся с жизненными проблемами пьянством, проволочками и уловками, поскольку если не сознаешь, к чему катится жизнь, то не надо об этом думать.
Поэтому Робин попытался отсрочить разговор.
— Боюсь, мы должны поговорить завтра, — сказал он, начав переодеваться. — Я обещал Милларду партию в карты в «Короне».
— Да, как и вчера. — Отчим Робина принялся расхаживать перед высоким зеркалом. — И все предыдущие вечера, очевидно. Можно подумать, что Миллард и карты для тебя важнее счастья невесты.
— Что, я теперь должен в каждом шаге отчитываться? — Робин швырнул на пол сюртук. — Черт побери! Мне двадцать пять лет!
— Достаточный возраст, чтобы следить за языком! — отрезал Коул.
— За языком?! — задохнулся Робин. — Мой язык, сэр, наименьшая из моих проблем. А теперь извините, меня ждут.
Коул поймал его за руку.
— От тебя ждут, что ты станешь Зоэ хорошим мужем, — непримиримо заявил он. — Но пока ты надежд не подаешь.
— Господи, да женюсь я на Зоэ! — Робин стиснул стоявший на туалетном столике подсвечник. — Разве вам остальной части моей жизни мало? Это не сделает Зоэ счастливой? — Он едва сознавал, что делает, и пришел в себя только когда подсвечник со звоном ударился в зеркало, оставив паутину трещин и осколки.
На мгновение его отчим лишился дара речи. Он стоял, уставившись на разбитое зеркало. Потом тихо сказал:
— Робин, это не поможет.
— Прекрасно, тогда тащите сюда своего священника хоть завтра! — Робин обуздывал сотрясавшие его эмоции. — И покончим с этим фарсом!
Разгневанный отчим обошел его. Но все слова исчезли, когда он увидел лицо Робина. Амхерст осторожно шагнул ближе.
— Нет! — Робин поднял руку, голос его сорвался. — Не надо…
— Ох, Робин, — прошептал Коул. Робин горько смотрел на него.
— «И не возмущайся криком его», — ответил он отчиму, пытаясь отогнать закипавшие слезы. — Это мои собственные проблемы, сэр. Пожалуйста, уйдите и оставьте их мне. Я сделаю то, что вы желаете.
— Робин… — Голос отчима смягчился. — Никто не желает тебе плохого. Ни я, ни мама.
Робин отвернулся и направился к стоявшему у камина креслу. Вдобавок к его унижению слезы покатились из глаз. Вот ужасный побочный эффект трезвости, решил он.
— Скажи мне, сын… — Отчим подошел ближе. — Скажи, что не так?
Робин упал в кресло и уронил голову на руки. Ему было стыдно. Он злился на себя и, совершенно несправедливо, на всех остальных. Он это знал, но был не в силах справиться с собой.
— Робин! — с болью сказал Амхерст. — Ты совсем не любишь Зоэ?
