— Ты… ты не рассказал старшине, где дверь к султану и к его жене? — шептала напуганная Оксана; ей не терпелось и хотелось сейчас же помчаться к своей любимой пленнице, но была ночь, и надо было как-то дождаться утра.
— Разве я, Мустафа, сошел с ума, чтобы говорить такое. Сказал ему, что во дворце давно не был, на покое я и уже ничего не знаю. Но великий визирь не такой, чтобы бросить это пагубное дело. Правда, он пока не спешит, почему-то колеблется, но все же черные мысли не покинули его и, видимо, никогда и не покинут: он даже мечтает зарезать всех принцев-наследников и самому усесться на султанство. Передай султанше, чтобы берегла себя и великого Сулеймана от несчастья. Торопись, не опоздай: Ибрагим — хитрая собака и все делает быстро, я его хорошо знаю!
И Мустафа свернул за угол в свои покои.
* * *
Рано утром Оксана тут же отдала султанше письмо от Исидора. Она хотела рассказать и о тайне, которую поведал евнух, но Роксолана замахала руками:
— После обеда, после обеда расскажешь, сердце, а сейчас мне некогда, я должна бежать: разве ты не знаешь, что мой маленький принц заболел!
— Что с ним? Упаси Господи! — расстроилась Оксана.
Но Роксолана уже вошла в покои сына, откуда доносился плач маленького Магомета. Оксана отправилась к себе. Она собиралась сообщить новость так, чтобы не напугать пленницу и тем самым не наделать еще большей беды.
После обеда, когда Оксана выглянула в открытую дверь, уже не было слышно плача, и никто не бегал озабоченно. Она пошла к Роксолане.
— Хорошо, что пришла, а я хотела уже звать тебя, — встретила ее султанша достаточно спокойно.
— Как твой маленький принц? Лучше? — спрашивала встревоженная Оксана, садясь на коврик по-турецки — она привыкла к этому и теперь считала, что иначе и быть не может.
— Магомет спит, успокоился, доктор дал лекарства и советовал не тревожить больного, выздоровеет скоро.
— Это хорошо, что так, а я уже думала… — и споткнулась на слове.
— Я прочла письмо монаха Исидора, — продолжала Роксолана. — Он пишет мне о том, о чем говорил и с тобой? Святой монах пишет правду?
— Какую правду пишет он тебе? — спрашивала Оксана, сдвинув брови.
— Ту правду, что надо защищать нашу веру любыми средствами.
— А это будет честно? — с сомнением спрашивала Оксана.
— Какою мерою меряют иезуиты нам, такой им отмерено будет, — торжественно процитировала Роксолана Евангелие.
— Ты, кажется, окончательно превратилась в магометанку! — удивилась Оксана.
— Гм… еще далеко до этого, или совсем этого нет, — сказала гневно Роксолана. — Иезуитов и я знаю еще из Чернигова, сердце, их не убедишь словами: они фанатики, поэтому и нападают на православных с оружием во имя Бога. Была бы у них сила, напали бы и на мусульман только потому, что это мусульмане. Это и есть фанатизм. Должны защищаться, сердце. Я не посылаю султана на войну против христиан, он сам что-то планирует. Но как султанша, должна благословить его на поход…
— На христиан? — почти крикнула Оксана.
— Не кричи так, разбудишь принца. Благословлю в поход не на христиан, а на иезуитов.
— Так все равно, — гневно сказала Оксана.
— Далеко не так: христиане, такие как, например, Лютер, или православные греческой веры никого не обращают к себе обманом, угрозами и насилием, а иезуиты обращают в католичество только разбоем, и это все с благословения папы Римского. Это криминал. С криминалом борются везде, где бы он ни появился, пусть даже с благословения самого папы. Сейчас иезуиты уже в Украине, поэтому я благословлю султана на уничтожение еретиков-иезуитов с легким сердцем.
— Тогда тоже будет насилие, ибо магометане — фанатики! — снова закричала Оксана.
— Не кричи так, — нахмурила брови Роксолана. — Война не резня. Войну благословил сам Бог для очистки земли от отвратительных изуверов, таких как иезуиты. Однако сказано в священном писании: «какою мерою мерите, вы — иезуиты, такой вам отмерено будет». И теперь об этом достаточно! Лучше послушаю что-то другое: ты обещала рассказать что-то о старом евнухе Мустафе.
— О нем нечего сказать, — вздыхала Оксана. — Наоборот, хотела рассказать новость, которую он передал мне по секрету ночью на улице.
— Какую именно? — придвинулась к ней султанша. — Говорил, может, что-то обо мне?
— И о тебе, сердце мое, и о султане, и даже о твоем сыне Магомете, — продолжала шептать Оксана.
— Ох! — схватилась за сердце султанша. — Чувствую что-то неладное!
Ибрагим-паша, визирь султана Сулеймана Великолепного
— Не охай и не держись за сердце: не подобает султанше так реагировать. Слушай внимательно и внимай каждому слову.
— Слушаю очень внимательно, — шептала пленница, прислонившись к пленнице.
И Оксана передала слово в слово сказанное старым евнухом. Роксолана схватилась за голову.
— А может евнух соврал?
— Старый евнух пообещал, что если его позовет султан, он расскажет и ему все то, что знает об этом кровавом заговоре.
— Хорошо, сердце, хорошо, моя любимая подруга, хорошо… сиди здесь.
Роксолана вдруг превратилась в волчицу, разъяренную волчицу, которая воочию увидела большую опасность для своего волчонка. Когда Оксана собралась возвращаться в свою светлицу, Роксолана гневно сдвинула брови и хрипло сказала:
— Я приказала тебе сидеть здесь, у меня… ты должна подчиняться приказам султанши!
Она заперла дверь и практически побежала в покои своего маленького сына — наследника султаната.
* * *
Смерть великого визиря, такая неожиданная и такая таинственная, напугала весь султанский дворец. Сам султан, хмурый и раздраженный, срочно уехал на военный совет и назначил визирем-маршалом старого испытанного генерала Али Гасана. Планировал отправиться в Европу через три дня, потому что сразу после случившегося получил от короля Франциска новое письмо, в котором король просил поторопиться с походом.
— Едешь, господин, в Австрию — береги себя, — говорила Роксолана-султанша своему султану, который по обыкновению утром пил свой черный кофе и потягивал чубук. По приказу сутана Роксолана привела к нему сына. Султан только кивнул и все смотрел на сына: он любил его, но никогда не был с ним ласков, потому что считал это нецелесообразным для будущего настоящего воина-рыцаря.
— Охраняй дома нашего принца, — буркнул он. — Разведал я, что у меня здесь много врагов, — и он ткнул чубук в подушку. — Так что я сменил стражу на более надежную, янычар беру всех, так будет лучше, чтобы не колобродили дома, пусть лучше поработают ятаганами по головам неверных, а не по нашим.
