– Вы имеете в виду мистерию? – Лаис улыбнулась.
– Да. Несправедливо лишать вас ангела.
– Ангела. – Она покачала головой. – Вас. Скептики говорят, ангелов не существует, и я почти готова в это поверить.
– Ну что вы, – тихо произнес он, – я есть.
Лаис глубоко вздохнула и сцепила руки за спиной; ей хотелось ясности, и все же она не могла решиться и потребовать ответов. Как можно говорить о чувствах, когда Энджел столько пережил? Его отец умер три дня назад, и, как бы ни злился Фламбар на старого герцога за то, что тот не желал его слушать, он все равно его любил. Наверное, молился за него. Лаис вздрогнула.
– А ваш брат, – медленно произнесла она, – не оставил попыток вас убить?
Энджел пожал плечами.
– Сие мне неведомо. Именно поэтому я рассердился, что Лангбэйн с товарищами приехали именно сюда, а не вызвали меня письмом в Лестер. За ними могли следить… а могли и не следить. Прошло достаточно много времени, чтобы мой след слегка затерялся. Хотя, – Энджел вздохнул, – видит Бог, я веду себя как последний глупец, появляясь в дворянском обществе Лестера. Хотя я сильно изменился за последние месяцы, кто-нибудь может меня узнать.
– Не думаю. Те, кто постоянно ездит в Лондон, редко общаются с теми людьми, в среде которых вращаюсь я. – Лаис помолчала. – Вы просили позволения остаться – оставайтесь. Мой дом всегда открыт для вас.
– Благодарю. Это очень важно для меня.
Она хотела спросить, насколько и почему важно, и не спросила.
Ведь Энджел по-прежнему любит Валентайн, так к чему лишние вопросы? А она, Лаис, на Валентайн совсем непохожа – иначе первая реакция при встрече Энджела с ней оказалась бы гораздо более бурной. К сожалению или к счастью, сходства между графиней Джиллейн и погибшей возлюбленной Фламбара нет. И что это означает, остается лишь гадать. Лаис думала, что рассказ Энджела поможет ей разобраться в ситуации, а в результате запуталась еще больше.
– Вам нужно отдохнуть. – Она решительно тряхнула головой. – Простите, если я недостаточно почтительна по отношению к вам, но вы ведь сами приучили меня к другому. – Энджел слабо улыбнулся в ответ на шутку. – Предоставить вам комнаты, более соответствующие вашему статусу?
– О нет. Я предпочту остаться учителем фехтования. – Намек на улыбку вновь скользнул по его губам.
– Это разумно. И поможет не проговориться мне.
– Вы, миледи, не настолько легкомысленны, чтобы проговориться о таких вещах.
Лаис кивнула.
– Я привыкла, что вы – мой слуга, а привычки так просто не забываются. Поэтому ступайте отдыхать, Энджел. И не показывайтесь мне на глаза раньше завтрашнего утра. Ужин принесут вам в комнату.
– Такие приказы очень приятно исполнять. – Он взял ее руку, коснулся губами тыльной стороны ладони, а затем вышел, не сказав более ни слова.
Лаис провела без сна большую часть ночи. Элен давным-давно отправилась на боковую, дом затих, и лишь графине не спалось. Да и как можно заснуть после всего, что она узнала сегодня?
Энджел – герцог. Боже мой. Конечно, он не носит этот титул, сейчас он пока (всего лишь, о Господи!) маркиз Гамблинг, хотя и этого вполне достаточно. Образ скромного учителя фехтования накладывался на образ того человека, что говорил сегодня с дворянами в гостиной, и единой картины не получалось. С Лаис Энджел вел себя почти как прежде. Кто из них настоящий? Отличается ли один от другого? Или Энджел Фламбар Мариско – совсем другой человек, которого Лаис еще не знает?
Она подозревала, что верен последний вариант.
Энджел был другим. Когда он рассказывал о себе, Лаис видела перед мысленным взором почти незнакомого человека. Более открытого, жизнерадостного, дружелюбного, веселого. Фламбар говорит, что Брайан не убил его, и ошибается. На самом деле убил. Брат уничтожил прежнего Энджела, оставив лишь крохи тем птицам, что решатся их подобрать. И Лаис безумно жалела, что ей не удастся познакомиться с тем Фламбаром и стать хотя бы его другом. Да, Энджел по-прежнему не ожесточился, он верит, что люди в большинстве своем – хорошие, и даже старается не судить их, хотя мог бы. Хуже другое. Он замкнулся в себе и отгородился от мира стеной старательного равнодушия, за которой и горит пожар его души; редкие искры, долетающие оттуда, не смогут разжечь полноценный костер. Энджел и не хочет этого. Он всю жизнь провел, позволяя себе любить и верить в лучшее, и судьба доказала ему, что он может ошибаться. Жестокий урок, испытание, посланное свыше. Что именно Энджел извлек из этого урока? И права ли Лаис, строя все эти предположения?
Она чувствовала, что права.
Ведь все эти недели, исподтишка изучая Фламбара, она успела хоть немного узнать его. Он не изменился фатально, просто потерял желание жить так, как прежде. Он плыл по течению, говорил с людьми, фехтовал, играл с Джерри и Таминой и носил в душе знание о том, что произошло. Лаис содрогнулась, представив, какими были ночи Энджела. И какие они сейчас. Может ли он заснуть? Ей так хотелось пойти и проверить, однако Лаис опасалась, что совершит ошибку.
Часы пробили два, затем три, а графиня все никак не могла уснуть. В кого она влюбилась? Кто этот человек? Ее неудержимо тянуло к Энджелу, только вот Лаис совсем его не знала, скорее чувствовала. Она хотела быть с ним, разгадать его окончательно, исцелить. Разве исцеление души не угодно Богу? Разве это грех – любить мужчину, зная, что он никогда не будет твоим?
Скорее, испытание. Для нее.
Лаис заснула только под утро, когда небо на востоке уже начало светлеть.
К завтраку Фламбар не явился. То ли счел это ниже своего достоинства (в чем графиня, впрочем, сомневалась), то ли не захотел. А возможно, был занят. Лаис почти не могла есть, слушая обычную трескотню Барбары и благодушные, слегка высокомерные замечания Алана. Месье Венар вспоминал французские пословицы, а Джерри и Тамина пытались их запомнить – это казалось им увлекательной игрой. Детский смех, стук вилок, негромкие замечания слуг… Лаис мучилась от необходимости вести себя как обычно. Ей хотелось знать, где Энджел и что с ним, однако она должна быть осторожной, чтобы не привлечь ненужного внимания. И так на нее все посматривают с подозрением.
После завтрака она выждала полчаса и попросила Джейкобса разыскать Фламбара. Дворецкий выяснил через несколько минут, что Энджел оседлал коня и выехал еще на рассвете. Куда он направился, Джейкобсу не было известно. Лаис поднялась к себе в комнату, велела Элен подать костюм для верховой езды и, переодевшись, направилась на конюшню. Привычные дела вокруг успокаивали, привычная одежда – темно-синяя амазонка с вышивкой по краю – казалась второй кожей. Как хорошо, когда вокруг все знакомо и можно устоять даже после больших потрясений. Лаис пыталась оценить, насколько велико потрясение вчерашнее, и пока не могла. Определенно меньше, чем смерть Роберта, и неизмеримо больше, чем испачканный подол бального платья.
Табби встретил хозяйку неизменной улыбкой и веселым приветствием. Лаис благосклонно кивнула, выслушала новости обо всех лошадях, попросила оседлать Ласточку и, пока конюх выполнял приказ, в задумчивости прошлась по конюшне. Лошади хрустели овсом, поводили влажными глазами. Лаис останавливалась у денников, тянулась рукой и улыбалась, чувствуя горячее дыхание, вылетавшее из бархатных ноздрей… Возможно, Энджел уехал в Лестер надолго, и его не удастся встретить; однако и простая прогулка пойдет на пользу. Лаис не могла больше сидеть в четырех стенах.
Дождя не было, по небу быстро бежали низкие рваные облака; их тени скользили по земле, еле различимые в проблесках тусклого солнца. И все же, несмотря на сумрачность, день нравился Лаис. В неудержимом беге облаков, в тишине природы, погружающейся в сон, крылось непередаваемое очарование. Тот первый снег растаял без следа, но по утрам уже было достаточно холодно, и землю покрывал толстый слой инея; к полудню он исчезал. За низкими изгородями паслись бело-рыжие пони, подставляя драгоценному солнышку мохнатые бока, собирая мягкими губами хрусткую траву. Лаис направила Ласточку к озеру Фалькон, намереваясь побыть в одиночестве.
