— Ах, какая обида… — зашептал Аникита Ильич, оставшись один. — Ах, обида! Вот не ждал… Поверил на мгновение ока, и всего перетряхнуло… Понятно, что просто Басанов и лезет ко мне… Думает, идол, что его мещанское прозвище — то же, что и мое… Ну, ладно… погоди. Я вот тебя сейчас приласкаю. Будешь, Басанов, помнить Аникиту Басман-Басанова.
Старик поднялся, оправился, вздохнул глубоко, потом подошел к окну и заглянул в него… Он поглядел на громадную домну с дымящимися трубами, где пережигалась руда, день и ночь, уже четверть века, на расстилавшееся за нею огромное озеро, сиявшее, как зеркало, и на длинную высокую плотину, которую они с братом Саввою чуть не собственноручно соорудили, дежуря по очереди в начале работ… Разные ученые «рябчики» из столиц говорили, что плотина не выдержит первого же весеннего половодья или больших ливней, и озеро рванется и затопит заводы на пять верст… А вот она третий десяток лет хочет стоять… Затем глянул старик на здание, выстроенное по его рисунку ради забавы, — на пятиугольную коллегию с башней и часами. Наконец, повернув голову, он посмотрел на каменный храм с высокой колокольней… Здесь под алтарем покоятся и спят вечным сном брат Савва Ильич, создатель всего этого, его две жены, малолетний Саввушка и наконец Алексей, на которого была последняя надежда и который тоже лишил Высоксу истинного наследования… Будет она принадлежать каким-нибудь Завадским… Уж лучше князьям Никаевым.
— Да, жаль мне тебя… дорогая моя… — с чувством произнес старик… — Отдам я тебя лучше князьку Давыдке, свойственнику, чем совсем чужому человеку… Ну, а теперь этого смутителя моего духа надо принять и отвадить…
Аникита Ильич, печально настроенный, переживший вдруг из-за пустого случая несколько глубоко прочувствованных мгновений, кликнул не сурово, а каким-то слабым голосом, как никогда не звал холопов:
— Эй! Кто там?..
В прихожей и коридоре уже набралось довольно много народу… Все без исключения удивленно и почтительно оглядывали сидевшего на кресле офицера и недоумевали, отчего барин заставляет ждать такого гостя…
«Хочет ему себя показать и малость поучить!.. — думали некоторые. — Меня, мол, амуницией не удивишь. Я сам в гвардии был…»
При оклике барина из приемной явился Змглод.
— А! Ну, вот… — выговорил старик. — Ты умный! Слышал ты, как о себе велел доложить офицер?
— Слышал, — угрюмо ответил обер-рунт.
— Говори!..
Змглод пригляделся к барину и молчал, соображая. Барин вскрикнул: «Говори!» А это с ним редко когда случалось. И недаром «Турка» высокский был умнее всех других: он тотчас понял и ответил:
— Приказали они сказать, что желают иметь честь вам представиться и засвидетельствовать…
— Имя… имя свое, как он назвал? Фамилию свою?..
— Не слыхал… — глухо ответил догадливый обер-рунт.
— Не слыхал… не слы-хал?! — протянул Аникита Ильич и тоже догадался, что Змглод лукавит…
«Почему?» — подумалось ему… И затем, отчаянно махнув рукой, будто желая отогнать от себя грустные мысли и прекратить свое волнение, он выговорил резко:
— Проси сюда…
Аникита Ильич стал среди кабинета, глядя в дверь… На пороге появился красивый, стройный офицер с приветливым открытым лицом, с добрыми светлыми глазами…
— Имею честь представиться в качестве вашего родственника… — начал он наклоняясь.
— A-а?… Родственника!! — шепнул старик, но тем своим шепотом, которого все боялись и который теперь и офицера несколько озадачил.
— Точно так-с… Дальний, но все же…
— Как ваша фамилия?.. — уже грозно произнес старик, и маленькие глаза его вспыхнули, метнули искру.
— Дмитрий Басман-Басанов.
— Что-о?! — протянул старик, как бы грозясь.
Офицер слегка смутился.
— Басман-Басанов… Дмитрий… по отцу Андреевич, — тише вымолвил он. — Принадлежу к той же фамилии, как и вы…
— Басанов!.. Басанов!.. Не Басман-Басанов…
— Басман-Басанов…
— Не Басман! — вдруг, наступая на офицера, вскрикнул Аникита Ильич таким голосом, что в приемной комнате, в коридоре и в канцелярии все встрепенулось и двинулось, не зная, что лучше — бежать к барину или бежать от барина, от похмелья в чужом пиру!
— Виноват-с, но вы ошибаетесь… — смелее произнес молодой человек, добродушно улыбаясь. — Я Басман-Басанов, отец моего родителя, а мой, стало быть, дед, Иван Дмитриевич, приходился двоюродным вашему покойному родителю Илье Михайловичу. Стало не только я Басман… но прихожусь вам, как внучатный…
Но офицер не договорил. Старик двинулся, обхватил его, но не обнял, а повис на нем… Ноги его подкосились.
— Помоги… Посади… — прошептал он сдавленным голосом.
Молодой человек, изумляясь, довел старика под руку к креслу.
Аникита Ильич опустился на него, как пришибленный…
Если б старик от природы своей умел плакать, то теперь разрыдался бы на весь дом.
Он поглядел на офицера, протянул к нему руки, хотел сказать: «поцелуемся», и вдруг, нечаянно для самого себя, прошептал:
— Высокса…
Бывали роковые минуты в жизни Аникиты Ильича, но такой, казалось, еще никогда не было. Голос его, крикнувший «не Басман» и всполошивший всех, всем доказал, что с барином произошло что-то изрядное, имеющее огромное значение…
Весь дом, просители, канцеляристы, дежурная дюжина нахлебники, даже немец-доктор Вениус, случившийся в квартире князя Никаева — все узнали и повторяли крик барина: «Басанов! Не Басман!» Но разумеется, никто не знал, чем все кончилось. Все в кабинете барина стало вдруг тихо на целые полчаса, и весь дом продолжал ждать, чем все разрешится… Одно обстоятельство было удивительно: Пастухов, доложивший об офицере, исчез, якобы пропал без вести… Нельзя же было предположить, что канцелярист присутствует при беседе барина с гостем-родственником. Никто, конечно, не подозревал, что Пастухов, бледный и трепетный сидел в комнате около козел с бревном и пилой и бредил наяву о солдатстве, Сибири…
Между тем Аникита Ильич, быстро оправившись и вполне овладев собой, снова облобызался с нежданным дорогим гостем, заставил его себе рассказать подробнейшим образом все, что только тот знал о своем деде, чтобы убедится, что нет ошибки… Но ничего подобного быть не могло… Молодой Дмитрий передал со слов своего покойного отца, что его дядя имел двоюродного брата, бедного помещика где-то в трущобе, которого звали Ильей, по отцу Михайловым… но что его сыновья, их дальняя родня, ныне богачи, владельцы огромных железных заводов. Отец только из гордости ни разу за всю жизнь не захотел явиться в Высоксу.
