Эмили оставила брошь на крышке шкатулки и продолжила прибираться без прежнего усердия, скорее рассеянно, когда в дверь постучали и почти тотчас в комнату заглянула мисс Паркер.
– Мисс Барнс! Руби сказала мне, что вы у себя в комнате. Могу я войти?
– Проходите, мисс Паркер, – Эмили положила на стол стопку книг, которую до этого собиралась пристроить на полке над своей кроватью, и жестом предложила Морин присесть.
Наверное, случилось что-то важное, если мисс Паркер осмелилась явиться в комнату учительниц, и Эмили желала поскорее узнать, что же произошло. В руках Морин держала завернутый в тонкую бумагу холст, натянутый на раму. Очередная картина?
– Простите, что я снова прибегаю к вашей помощи, мисс Барнс, но Энид Рикман попросила меня нарисовать ее портрет, а я никак не могу верно передать ее взгляд, она хочет непременно выглядеть счастливой на портрете.
– Что ж, давайте посмотрим, – Эмили заинтересованно следила, как Морин разворачивает бумагу.
– Неплохо, как я и ожидала. У вас несомненный талант, мисс Паркер. Но, пожалуй, Энид и впрямь выглядит несколько… задумчивой, если не сказать – печальной.
– Вот и я говорю о том же, – Морин с досадой теребила край своего фартука.
– Но портрет и так хорош и будет просто превосходен, когда вы его закончите. Зачем мисс Рикман непременно понадобилось счастливое выражение лица?
– Она хочет подарить портрет своему отцу и считает, что тому будет приятно смотреть на радостную дочь, чем на унылую или мечтательную особу.
– Странная девушка, – задумчиво протянула Эмили. – Почему она попросила вас нарисовать этот портрет сейчас?
– Но ведь скоро Рождество, – Морин посмотрела на учительницу с недоумением – как может мисс Барнс забыть о приближающемся празднике?
Эмили эта причина не показалась единственной, но она промолчала. Поведение Энид в последнее время беспокоило ее. Однажды она застала мисс Рикман в пустом классе, в слезах, а на расспросы юная леди ответила лишь, что плачет от жалости к своему отцу, ведь он так одинок, когда она в пансионе. И вот теперь она хочет подарить отцу свой портрет, как будто не собирается ехать домой на каникулы…
– Я попробую помочь вам снова, мисс Паркер, но это будет потруднее, чем охотничий пейзаж. Припоминаю теперь, что я часто видела улыбающуюся Энид, но счастливой ее назвать никак не могу.
– О, как вы добры, – похоже, Морин не сомневалась, что теперь, когда за дело берется мисс Барнс, все получится именно так, как должно.
Эмили отнюдь не была в этом так уверена, но посоветовала Морин писать пока платье Энид и фон картины, а сама обещала внимательнее присмотреться к Энид и сделать несколько набросков. Как и в первый раз, времени у них с Морин почти не оставалось, а труд предстоял немалый.
Саму Эмили мысли о бале занимали не меньше, чем Хелен или учениц из старшего класса. Главной ее заботой было, конечно же, подходящее платье. Поздно вечером в воскресенье, когда до бала оставалось лишь две недели, вернувшаяся из Брайтона Хелен обнаружила Эмили сидящей на кровати в окружении всех ее платьев и отнюдь не лестными словами поминающей свою тетушку, посоветовавшую племяннице взять в пансион лишь самые скромные туалеты.
– И что же ты наденешь? – поинтересовалась мисс Эйвери, когда поток красноречия Эмили иссяк на время.
– То же, что и на прошлый бал, – зеленое, – без особой радости в голосе ответила Эмили.
– Но это немыслимо! Между благотворительной ярмаркой в Брайтоне и нашим традиционным балом пройдет всего месяц, ты не можешь появиться снова в том же платье, – ахнула Хелен с таким видом, что было понятно – Эмили собралась поступить самым невероятным образом!
– А какое платье наденешь ты? – спросила Эмили, чтобы отвлечься от собственных печалей.
– Вчера я заказала в Брайтоне новый туалет. Мшисто-зеленое платье, отделанное атласными лентами цвета осенних листьев, в тон моим глазам. Теперь ты понимаешь, что никак не можешь тоже появиться на балу в зеленом!
Хелен закашлялась – зимой она часто простужалась, но необходимость давать уроки не позволяла ей провести день или два в постели. Эмили с возмущением и даже обидой глядела на подругу.
– О, Хелен, почему ты не выбрала другой цвет? Мое платье почти такого тона, как ты описала, и мы будем смотреться рядом, как две потерявшиеся нимфы!
Хелен вытерла тонким платочком слезинки, вызванные кашлем, и с прежней невозмутимостью посмотрела на Эмили.
– Ткань, конечно, не такая дорогая, как у тебя, но как я смогла бы отказаться от него, когда в этот вечер, возможно, решится моя судьба? Я должна быть красивее всех! А ты обязательно что-нибудь придумаешь. Можно набросить твою прелестную шаль сверху на синее платье, я уложу твои локоны по моде, и ты будешь выглядеть очаровательно! Или поезжай в Брайтон и тоже закажи себе платье! Там был чудесный розовый шелк, к твоему свежему личику очень подойдет розовое платье, украшенное фестонами из маленьких бутончиков тоном чуть темнее.
– У меня нет ни денег, ни времени, чтобы сшить новое платье, – Эмили с досадой отбросила от себя свои туалеты. – Синее подходит только для уроков, я так и не смогла отчистить с него охру, оно безнадежно испорчено!
Хелен видела искреннее огорчение подруги и, кажется, расстроилась.
– Прости меня! Но это все, что я могла себе позволить. Пожалуйста, попробуй понять меня… – Хелен опустилась на пол к ногам Эмили и положила белокурую головку ей на колени.
Эмили устало погладила подругу по волосам. Что ж, и в самом деле Хелен стоит подумать о своем будущем, и, если платье поможет ей заполучить мистера Найта, Эмили придется потерпеть. В конце концов, у нее есть дорогие украшения, пожалуй, таких нет ни у кого в школе, разве только у миссис Аллингем, и Эмили наденет старое серое платье и ожерелье из жемчужин, каждая из которых вставлена в маленькую серебряную раковину.
Хелен поняла, что подруга простила ее, и тут же снова развеселилась. Она помогла Эмили убрать платья и с удовольствием пересказала все новости, услышанные ею у друзей в Брайтоне.
– Из-за всего этого я забыла сообщить тебе невероятное известие! Оказывается, в Брайтон вновь приехал мистер Реддок! Хотела бы я знать, виделась ли с ним уже мисс Брент?
Новость и впрямь оказалась необычной. Эмили с удовольствием посмотрела бы на своего предшественника. После всего, что о нем болтали, он казался ей весьма загадочной и романтической фигурой. Но рассчитывать на то, что его пригласят на бал в пансион Святой Маргарет, увы, не приходилось.
– Дафна, моя подруга, говорила, что он нашел место учителя рисования в одной богатой шотландской семье и приехал в Брайтон вместе с двумя своими учениками, мальчиком и девочкой семи и тринадцати лет. Вместе с ними прибыл и какой-то кузен или племянник матери этих детей. Дафна два раза видела его и сообщила, что никогда не встречала юношу красивее, но выглядит он мрачно и отнюдь не стремится расширить круг знакомств. За месяц, проведенный в Брайтоне, он появлялся на всех балах и вечерах, но танцевал мало и проводил больше времени за карточным столом, чем на паркете в бальной зале.
