Энн не взяла бы шляпки, если бы не собиралась выйти на улицу.
Рауль не знал, что к услугам Майкла в ближайшей платной конюшне находился экипаж с кучером. Значит, Энн придется нанимать кеб. Значит, рядом не будет никого, кто мог бы ее защитить,
Майкл сгреб с пола одежду, которую разбросал у кровати, когда ушел Габриэль. Бешеные удары сердца подгоняли его. Правый ботинок на ноге. Черт! Он никак не мог развязать шнурки на левом.
В мозгу возникали картины одна страшнее другой: Энн в чемодане, Хотя Майкл понимал, что враг положит ее не в чемодан.
Наконец узел поддался, Майкл сунул ногу в ботинок, снова проклял задержку и ринулся из спальни. Торопливые шаги гулко отражались под сводами коридора. Здравый смысл подсказывал, что его старая дева находится в столовой. Она же не надела корсет. Женщины вроде нее никогда не выйдут на улицу без корсета.
Но последние двадцать девять лет научили Майкла тому, что здравый смысл не имеет никакого отношения к реальности. Он несся через три ступени. Поскользнулся на мраморе и ухватился за перила, чтобы сохранить равновесие. Никто из лакеев не охранял вестибюль, не было слуг у дверей. Столовая оказалась пуста.
Майкл рванул дверь в библиотеку. От такого невиданного проявления эмоций Мари выронила из рук швабру.
— Как бы меня напугали, месье! Еще бы секунда…
— Где Энн? — перебил ее Майкл. Неодобрение в глазах служанки сменилось галльским стоицизмом.
— Мадемуазель Эймс ушла.
Мари не одобряла того, что Майкл вернулся к своей прежней профессии. Не одобряла и Энн. Ее бывший хозяин был знатным и респектабельным человеком.
На лбу у Майкла выступил пот.
— Куда она пошла?
Мари подобрала с пола швабру из перьев, ее лицо приняло проницаемое выражение.
— Je ne sais pas — не знаю.
Майкл не понял: обманывала служанка или говорила правду. В ушах продолжали звучать слова Габриэля: «Майкл, ты не можешь иметь и то и другое». Он круто повернулся и вышел в коридор — сердце лихорадочно отмеряло торопливые шаги. Где, черт возьми, Рауль?
— Рауль! — проревел он в пролет ведущей на кухню узкой лестницы.
У подножия лестницы появился дворецкий. В руках он держал полотенце и серебряный сервировочный поднос. В другой момент остолбеневший Рауль показался бы Майклу невероятно смешным — но господин еще ни разу не повышал голоса на слугу. Дворецкий единым духом взбежал на верхнюю ступень и изобразил угодливость на лице.
— Извините, месье, мы с лакеем чистили серебро.
— Где мадемуазель Эймс? — прервал его оправдания Майкл.
— Ушла, месье.
Неужели Рауля подкупили? Майкл попытался взять себя в руки.
— Куда?
— Она не сказала, наняла кеб.
Майкл выскочил из парадного — на улице никого: ни прохожих, ни торговцев, ни мастеровых. Дом никто не охранял. Вспыхнула мысль, что люди Габриэля убиты.
Майкл молил, чтобы так оно и было, но понял, что его надежды напрасны. Слишком поздно он осмыслил ироничное замечание: мол, его друг не кто иной, как посланник Божий.
Значит, его направлял отнюдь не Бог.
Габриэль не послал людей охранять ни Энн, ни дом.
Каждый человек имеет свою цену — так он сказал Майклу.
Какова же цена самого Габриэля?
Энн смотрела на круг света на потолке и старалась не обращать внимания на пальцы, которые исследовали ее там, где до этого прикасался только Майкл. В тишине шипела и пощелкивала газовая лампа, обдавая жаром места, которые никому нельзя показывать.
Как-то Энн поклялась никогда не ходить к врачам, не позволять до себя дотрагиваться и не терпеть боли, которую доктора причиняли ее родителям.
И тем не менее оказалась на этом кожаном диване, в одном свободном платье, со ступнями, продетыми в железные стремена. И если не чувствовала боли, то ощущала явное неудобство.
— Сейчас, миссис Джонс, я введу в ваше влагалище зеркальце. Вы можете почувствовать укол. Так что расслабьтесь — это всего один момент.
Энн вздрогнула, а сама подумала: «Стала бы возражать домоправительница из Дувра, если бы узнала, где госпожа назвалась ее именем?»
Предмет оказался тверже стекла, холоднее, казался чужеродным для тела. Сердце бешено забилось под ребрами, понуждая бежать — только бы скрыться от этого позора. Энн вспомнила Майкла. Что он подумал, когда проснулся и увидел, что его клиентка исчезла?
Бывший врач ее родителей шумно возмутился, когда Энн попросила исследовать себя и прописать необходимый размер внутреннего контрацептива. Но сестра, провожая из кабинета, шепнула фамилию гинеколога — так называлась недавно появившаяся специальность врачей, которые занимались исключительно женским здоровьем.
Доктор Джозеф Атвуд.
То, что Майкл назвал приспособлением, в устах гинеколога звучало как диафрагма. Бывший врач ее родителей заявил, что предохранение испортит не только женский род, но и все человечество в целом. А доктор Атвуд воспринял ее просьбу как должное.
Наверное, так оно и было. Если за женским контрацептивом обратилась вчерашняя старая дева, сколько же других женщин являлись в этот кабинет?
— Можете сесть, миссис Джонс.
Энн выдернула ноги из стремян и села. Доктор Атвуд склонился над раковиной рядом со смотровым креслом. Серый твидовый пиджак натянулся у него на плечах. Потекла вода, звякнул металл о металл. Врач вытер руки полотенцем, швырнул его в открытую корзину и с улыбкой повернулся. Глаза доброжелательно светились, в них не было осуждения. Интересно, заметил он отсутствие на ее руке обручального кольца?
— Я пришлю сестру, чтобы вам помочь, — проговорил он. Энн ухватилась за край стола.
— Спасибо, но в этом нет никакой необходимости.
— Хорошо, тогда прошу ко мне в кабинет, когда будете готовы,
Она быстро натянула платье. Казалось, прошли не часы, а годы с тех пор, как она точно так же одевалась в комнате Майкла. А тот спал и не подозревал о ее намерении.
Останется ли он доволен? Энн поспешно застегнула лиф. Ее пальцы дрожали. Но она понимала, что одержала над собственным страхом победу.
На двери висело зеркало. Энн заметила, что щеки ее пылали. Она выглядела почти красивой — из пучка выбилась прядка волос, и от этого ее лицо смягчилось. Она вернула на место заколки, надела шляпку — на этот раз без пера — и закрепила булавкой.
Каблучки простучали по деревянному полу — скорее робко, чем решительно. Энн схватила ридикюль с металлического барьера, глубоко вздохнула и повернула ручку двери.
Доктор Атвуд сидел за массивным, с мраморной крышкой столом. Над ним фыркал и плевался газовый светильник. Врач казался заключенным в раму: за его спиной в оконном переплете серело облачное небо. Собирался дождь.
