Джоанна тяжело вздохнула и нахмурила брови.
– Боюсь, что и рассказывать-то нечего, проговорила она. – Это правда, я видела лорда Кингслира при дворе перед самым паломничеством, но не просила его сопровождать меня ни открыто, ни тайком, поэтому не меньше вас была удивлена, когда узнала его.
Джоанна подумала, что это более или менее похоже на правду. Не совсем же она дура, чтобы все выкладывать любопытной графине! И неожиданно пожалела, что с ней нет Габриэлы. Та бы уж знала, как отвадить леди Клариссу, не поверившую Джоанне.
– Ну что ж, пусть так оно и будет, как вы говорите. Я же только ради вас стараюсь. Спокойной ночи, милая Джоанна, – произнесла она ласково.
Вскоре графиня захрапела, а Джоанна еще долго не могла заснуть, несмотря на усталость. Она ждала, когда вернется из конюшни Ричард, чтобы – надо ли это? – обсудить с ним слова леди Клариссы, но его все не было. В конце концов она тоже заснула и не слышала, как Ричард вошел в переполненную комнату и долго смотрел на ее лицо, пока не погас огонь.
На другой день паломники свернули с Горностаевой дороги, по которой шли от самого Лондона, на северо-восток – на Икнилдскую дорогу. Ее построили еще римляне, и она должна была довести их почти до самого Уолсингема. Бескрайние поля расстилались по обе стороны и были покрыты нежными всходами.
Теперь они встречали множество путешественников. Большинство были бедно одетые юнцы с испачканными чернилами пальцами, спешившие в недавно открытый колледж Святого Петра в Кембридже. Оксфордский университет был основан веком раньше, но, если судить по множеству молодых людей, Кембридж уже стал сильным научным центром, с которым приходилось считаться.
Паломники провели ночь в Кембридже. Мужчины отправились в Барнуэлльское аббатство, а женщины в монастырь Святой Радегонды, принадлежавший сестрам-бенедиктинкам.
Джоанна вздохнула – с облегчением? – когда ворота монастыря закрылись за нею. До утра никакого Ричарда Кингслира. То, что он все время был рядом, и радовало и мучило Джоанну, потому что, несмотря на его вину перед сестрой и ее собственную помолвку, Джоанна в конце концов призналась себе, что любит «Дьявола Акры». Она влюбилась в него сразу, как только он взглянул на нее в большой зале своими темными глазами. Она знала это и раньше, только не желала признаваться себе, пока Ричард на ее глазах не защитил старого еврея и не рассказал ей о своей жизни во дворце султана.
Этот человек не был весь на поверхности, как она думала раньше. Он не такой, каким его видит король Эдуард, – не только воин и герой крестового похода. Этот человек научился думать самостоятельно и гораздо шире, чем позволяет религиозная догма или прославленный дураками здравый смысл. И, хотя он домогался ее так, что это не делало ей чести, все же, когда она узнала, что на Востоке его задержала не мусульманская прелестница, как она думала раньше, внутри нее словно рухнула стена.
Сколько она ни старалась, она не могла вспомнить красивое белое лицо своего будущего мужа или его мелодичный голос. Перед ее мысленным взором неизменно вставал Ричард, и в ушах звучал низкий с хрипотцой голос, когда она старалась сосредоточиться на пении монашек. Сестра Мария-Анжелика и сестра Егелина присоединились к бенедиктинкам во время вечерней службы, и теперь их было не отличить от остальных, также, как они, одетых во все черно-белое.
– Эй, слышишь, как тебе нравится это петь, молиться и рисовать картинки на бумаге? – услыхала Джоанна шепот Бесс. – Не больно много забот!
– Хотела бы я никогда не торговать и не готовить для Альфа и его отродья, а как подумаю, что он больше не ляжет на меня... Ну уж нет. Какой ни на есть, а постель он мне греет, – ответила ей Роза с привычной откровенностью.
Марджери Эпплфилд зашикала на нее, а Мэри Бейкер покраснела и улыбнулась. Она, несомненно, скучала по своему мужу, разлучившись с ним в первый раз за все время. На постоялом дворе Джоанна несколько раз просыпалась ночью и слышала вздохи со стонами из дальнего угла, где молодожены не теряли даром времени.
Джоанна с завистью подумала, что нет ничего лучше, как быть замужней дамой и сгорать от страсти к своему супругу. А вместо этого угораздило ее влюбиться в кареглазого дьявола, который даже не скрывает, что желает обладать ею. Она, сама не зная как, чувствовала, что он будет великолепным любовником, постарается не очень ее мучить в первый раз и обязательно позаботится, чтобы ей было хорошо, прежде чем сам насладится ее телом. А что потом? Ничего, кроме бесчестия. Ричард пойдет своей дорогой, все также победно улыбаясь и не делая разницы между нею и ее сестрой, ибо обе они по закону принадлежат другим.
Оставит он ее у себя в качестве наложницы или прогонит к сэру Годфри, зная, что, когда она будет выходить замуж, распущенные волосы солгут о ее девственности, и окровавленные простыни не вынесут на всеобщее осмотрение на другое утро.
Так или иначе, ничего хорошего Джоанну не ждет. Надо бороться с колдовским обаянием Ричарда и чарующей властью его глаз. В конце концов, у нее есть цель, которой она никогда не достигнет, если поддастся ему. После Уолсингема она покинет паломников и, когда узнает правду об Алисии, в ее жизни никого не будет, кроме Годфри. Лучше ей честно исполнить свой женский долг в его доме, чем играть в опасные любовные игры с Ричардом.
– Ну, миледи, вы хорошо спали? Простите мне мою откровенность, но сегодня вы похожи на едва распустившуюся розу.
Эти слова предназначались не Джоанне, а графине Саттон, и произнес их Эдвин Блэкхерст.
Леди Кларисса просияла.
– Ах, благодарю вас, мистер Блэкхерст, – ответила она, краснея, как молоденькая девушка. – Ну какой вы торговец! Говорите комплименты, как придворный любезник.
Виноторговец галантно возразил ей и поехал рядом.
Джоанна не удержалась и подняла глаза на сэра Ричарда, потому что только они двое могли слышать, как лондонец заигрывает с графиней.
– Старый повеса! – хмыкнул Ричард. 3нает, что нужно даме! Клянусь, он не очень скучает во вдовцах!
– Милорд! Виноторговец просто учтив, вот и все! – возразила она, смущенная его подмигиванием, хотя сама едва не расхохоталась.
– Будь по-вашему, мадемуазель, однако я не уверен, что старик откажется побывать в ее постели, если она его позовет. Держу пари, она его позовет к концу путешествия. И тогда помоги им Бог, потому что плевать ей будет на ребенка и на своего чудовище-мужа!
– Однако ваше пребывание среди монахов не настроило ваши мысли на более высокий лад, сэр Ричард. Пожалуйста, постарайтесь не забывать, что некоторые тут все-таки из благочестивых побуждений, хотя к вам это не относится! – оборвала она его, обидевшись, что не успели они покинуть город на Кеме, как он немедленно принялся за свое.
