— Вы издеваетесь надо мной и лжете мне, в то время как моя жена лежит в доме на волосок о смерти. Ведь это я — тот, за кого вы выдает своего отца. Я — хозяин этого поместья!
Мелиор Мэри почудилось, что земля разверзлась перед нею, чтобы принять ее в свои недра. Она поняла, что плащ незнакомца, казавшийся таким темным и огромным, был тонок, как паутина, и сквозь него виднелась стена.
Мужчина сделал еще один угрожающий шаг в ее сторону, она закричала и сбросила с себя оцепенение. Ей казалось, что она одним прыжком добралась до своей лошади, потому что не чувствовала, как ноги касались земли. Каким-то образом Мелиор Мэри взобралась в седло и дикими окриками погнала Фидл к дому.
Страшный человек с шумом взгромоздился на свою лошадь, и Мелиор Мэри слышала, как стук ее копыт все приближался и приближался. И только в лесу Саттон прекратилась эта кошмарная погоня, где-то в гуще деревьев смолк стук копыт, и она наконец увидела, как вдалеке уже мелькают знакомые очертания замка Саттон.
Когда над кораблем Джозефа Гейджа раздались крики «Земля! Земля!», они с Сибеллой снова вышли на палубу и в ярком свете солнца увидели очертания побережья Франции и город Кале, служивший когда-то крепостью для Генри III и его двора. Сибелла, раньше не покидавшая Англию, была в нетерпении — для нее этот город был не просто неизведанной страной, но и родиной Мэтью Бенистера. Где-то среди домов, кажущихся издалека такими маленькими, стоит и тот самый коттедж, вилла, а может быть, даже замок, стены которого впервые услышали крик младенца, возвестившего миру о своем приходе. Сибелле очень хотелось обсудить все это с мужем, но она промолчала.
По просьбе Джозефа она переоделась в парчовое дорожное платье, а он, к ее изумлению, облачился в нежно-розовый костюм, вышитый сиреневыми нитками, розовый жилет с вышивкой всевозможных цветов, туфли на очень высоких каблуках и галстук, на котором красовался большой сверкающий бриллиант. В дополнение Джозеф повязал розовые ленты на свою трость.
После нескольких мгновений молчаливого удивления Сибелла сказала:
— Джозеф, ваш костюм создает неверное впечатление о вас.
Он повернул к ней заинтересованное лицо и спросил:
— Правда? И какое же это впечатление, дорогая?
Сибелла колебалась. Она была еще слишком молодой для таких подробностей и в то же время уже вполне взрослой, чтобы высказывать все, о чем думает.
— Ну?
— В нем вы кажетесь женственным, слишком хорошеньким и нежным, — вымолвила она наконец.
— Вы так думаете?
Он поднял лорнет и внимательно осмотрел свой жилет и брюки.
— Да. И я бы не хотела, чтобы французы сочли вас легкомысленным.
Джозеф засмеялся:
— А вы считаете меня таким?
Сибелла не замедлила с ответом:
— Вы знаете, что нет.
— Тогда, любимая моя, мне все равно, что там сочиняют все остальные. Они могут считать меня сладким, как сахарная пудра, если это доставит им удовольствие.
— Но мне будет неприятно, если станут говорить, что я вышла замуж за такого человека.
Улыбка Джозефа мгновенно исчезла, он твердо взял ее под локоть и направил обратно в каюту со словами:
— Я должен кое-что вам объяснить. Это будет откровенный разговор.
Сибелла взволнованно посмотрела на него.
— Вы ведь не…
— Нет. Сибелла, вам не приходило в голову, что я по особой причине одеваюсь в Европе более смело?
Она непонимающе посмотрела на него.
— Я вижу, что вы не задумывались об этом. Честно говоря, я делаю так с умыслом. Просто хочу выглядеть пустым щеголем, круглым дураком, у которого не больше двух извилин в голове.
— Но зачем?
Его манеры сразу изменились. Под розовой оболочкой скрывался железный человек.
— Я шпион.
От изумления Сибелла не могла вымолвить ни слова.
— Агент Джеймса III, моя милая. Я должен был рассказать вам обо всем раньше. Вы вышли замуж за активного якобита.
К Сибелле вернулся дар речи:
— Но вы же часто бываете при дворе как сторонник короля Георга!
Глаза Джозефа засверкали.
— Таких, как я, некоторые называют предателями. Придворные короля Георга считают меня безвредным и очень эксцентричным богачом, а когда я пересекаю пролив, меня принимают за человека с сомнительными наклонностями. Но моя настоящая цель — передать сведения королю Джеймсу и его двору.
— А моя роль — разыгрывать девочку-жену этого кошмарного щеголя, который красуется во всех столицах Европы?
— Точно так. И забудьте о нашем разговоре, если вы меня любите. Никому не говорите о нем ни слова, даже Мелиор Мэри или… — он на мгновение запнулся, — …или вашему любимому брату Гиацинту.
Сибелла хотела сказать, что ему не о чем беспокоиться, что он, Джозеф, обладающий такой невероятной смелостью и добротой, является для нее всем, но слова замерли на губах. Постоянно терзая ее душу, как раковая опухоль пожирает тело, в ее сознании жила мысль о том, что где-то живет и дышит Мэтью Бенистер. И она знала, что пока они оба ходят по этой земле, не будет ей истинного и долгого счастья.
На закате этого странного июньского дня, во внезапно наступившем холоде Гиацинт оседлал Рентера, гнедого мерина, которого подарил ему Джон Уэстон, и направил его к разрушенному старому дому, находящемуся в пределах поместья Саттон. Утром, когда он собирался вставать с постели, в его комнату ворвалась Мелиор Мэри и сразу же расплакалась. Это было совсем на нее не похоже, и юноше было так странно видеть капризную дочь Елизаветы в столь жалком состоянии, что он обнял ее и спросил:
— Что вас так напугало, милая? Вы дрожите как осиновый лист.
Мелиор Мэри испуганным шепотом поведала ему обо всем, и во время ее рассказа мурашки забегали у него по спине, а волосы на голове встали дыбом от страха.
— Значит, кто-то здесь бродит?
— Тот человек назвал свое имя — Гилберт Бассет. Он вроде бы мертв, но все же смотрел на меня своими злыми хищными глазами.
— Эти места всегда были какими-то странными руины, и источник. Сибелла… — Его голос дрогнул. — …Она боялась этого места.
Его слова о чем-то напомнили Мелиор Мэри, и она вдруг протянула к нему руки:
— Гиацинт, вы умеете читать судьбу по ладоням? Скажите мне, исполнится ли когда-нибудь мое самое сокровенное желание: поженимся ли мы с вами и будем ли вместе жить в замке Саттон?
Он печально улыбнулся.
— Вы действительно этого хотите? Быть привязанной к мужу, человеку без имени и денег работающему секретарем у вашего отца?
Взяв его за плечи, она посмотрела ему прямо в глаза:
— Если у меня не будет вас, Гиацинт, у меня не будет никого. Я лучше останусь старой девой.
Вместо ответа он взял ее за руки. В ушах уже звучали те же странные шумы, а стены комнаты начали пульсировать в такт биению сердца.
