— Но кто же сейчас работает в Ревелс-Хаусе?
— Самые отчаявшиеся, — вздохнул кузнец. — Хонейдью — хороший человек, он прогнал отсюда преступников.
Исидора кивнула.
— Итак, мост, — промолвила она. — Жалованье, школа, аптекарь, почтовая дорога. И повитуха?
Глаза кузнеца потемнели.
— Да.
Исидора снова оглядела пыльную, неприятно пахнущую кузницу. Возле стены стояла койка, накрытая серым одеялом. Это не дом, это всего лишь какое-то логово, в котором можно провести время. И все же кажется, что кузнец именно тут и живет.
— Ваша жена потеряла ребенка? — спросила Исидора.
— Ну, это с какой стороны посмотреть. Она оставила ребенка в себе, так что я его никогда не видел.
Исидора опустила глаза на грязный пол, потому что в его взоре было слишком много боли. Но она спросила:
— Ребенок так и не родился?
Она не подняла глаз, но услышала грубый голос, полный того мужского гнева, который часто сопровождает боль.
— Роды у Джоан тянулись два дня. Я нашел в соседней деревне хирурга — Пастерби, уговорил его приехать к нам. Но было уже слишком поздно.
Исидора так и не подняла головы, но услышала, как кузнец встал и подошел к противоположной стене, чтобы поднять подкову.
Положив ее на наковальню, он снова ударил по ней молотом, только на сей раз удар был более мягким, чем прежде.
— Конечно, она могла бы умереть, даже если бы повивальная бабка была при ней. — Новый удар по наковальне. — Но она умерла в одиночестве, страдая от боли, пока я ездил верхом в соседнюю деревню. И за это…
— Она знала, куда вы поехали, — перебила его Исидора. — Знала, что вы хотите ей помочь.
— За это я помочился на мраморный гроб герцога, — сказал кузнец. И добавил: — За это я едва не убил его невестку.
Исидора снова кивнула.
— Разве вы не собираетесь устроить истерику, выскочить отсюда с воплями?
— Я многому здесь научилась, — сказала Исидора. — И непременно попрошу Хонейдью хорошенько отмыть семейное надгробие.
Наступила тишина, а потом он издал странный лающий звук. Исидора в это мгновение пыталась смахнуть навернувшуюся на глаза слезу, поэтому сразу не поняла, что это был за звук. Но потом она осознала: он смеялся. Смеялся!
Встав, Исидора откинула назад полы плаща.
— Мистер Пегг, мне нужен помощник.
Замолчав, он посмотрел на нее.
— Полагаю, вы не удивитесь, узнав, что я заставляю всех герцогинь платить мне вперед, — промолвил Пегг.
— Викарий жаловался, что на кладбище много могил без надгробных камней, потому что людям не по карману их купить, — проговорила она. — И я ему ответила, что герцог намеревается привести кладбище в порядок, чтобы на каждой могиле был достойный камень.
Кузнец поднял на нее глаза:
— Но у моей Джоан есть надгробный камень.
Исидора кивнула:
— Вы поможете мне убедиться, что каждый, кому повезло меньше Джоан, тоже получит надгробие?
— Повезло?! — переспросил он. И фыркнул.
— Повезло, — подтвердила Исидора. — Не повезло в одном, повезло в другом.
— Святой Господь! — воскликнул кузнец. — Герцогиня-философ! Вот кто нужен нашей деревне.
— Богатый философ, — добавила Исидора.
Кузнец подошел к двери и распахнул ее перед герцогиней.
— Как я сказал, ваша светлость, именно это необходимо нашей деревне.
Ревелс-Хаус 2 марта 1784 года На следующий деньУ человека из Лондона глаза были навыкате, как у древесной лягушки, которую Симеон видел в Марокко. А его впечатляющий живот обтягивал бархатный жилет бордового цвета.
— Ваша светлость, — промолвил мистер Меркин, с усилием поклонившись. Он поклонился бы ниже, да живот не давал.
— Я очень благодарен вам за помощь с этой проблемой, — сказал Симеон.
— Канализация — это мой бизнес, — промолвил мистер Меркин. — Никто лучше меня не знает о том, что находится внутри труб.
— Дело не столько в трубах, — возразил Симеон. — Отец установил водонагнетательную систему…
— Трубы, — весело проговорил мистер Меркин. — Если водонагнетательная система плохо работает, это может быть признаком того, что трубы не в порядке. Я чувствую запах, так что попросите вашего дворецкого показать мне трубы, и я скажу, в чем дело.
Симеон встал.
— Я сам проведу вас к трубам, — заявил он. — Мне любопытно узнать, что там случилось.
— Вот что я могу вам сказать уже сейчас, — промолвил мистер Меркин, засовывая в нос щедрую понюшку табака, когда они выходили из комнаты, — видал я такие вещи не раз. Все там должно литься, протекать, а оно не течет. Вы тоже могли бы сделать кому-то гадость, но вы этого не сделали.
— А-а… — протянул Симеон.
— Стоит обратить на это внимание, — продолжил мистер Меркин.
. — Я правильно понял, что вы говорили о гадости? — спросил Симеон.
Тем временем они приблизились к двери уборной на первом этаже. Хонейдью, всем своим видом выражая отвращение, жестом велел следовавшему за ними лакею убрать войлочное одеяло, заткнутое в щели по периметру двери и таким образом закрывавшее ее.
— Здесь корень проблемы, — сказал мистер Меркин. — Трубы остальных уборных ведут именно сюда, и здесь в яму стекается все содержимое. Я пришлю сюда людей. Надеюсь, вы понимаете, что нам придется все прочистить?
— На это я как раз и надеялся, — сказал Симеон.
— И нам придется выносить содержимое через переднюю дверь, — продолжал мистер Меркин. — Понимаю, что у кого-то при одной мысли об этом участится сердцебиение, но другого выхода нет. Трубы забиты. Нам придется прочистить их, вытащить и заменить на другие. Дело в том, что старые пришли в негодность.
— А может, стоит просто…
Лакей тем временем вытащил из щели последний уголок зеленого войлока и открыл дверь. Симеон невольно отшатнулся назад. Их накрыло волной отвратительной вони — такой же густой, как лондонский туман.
Мистер Меркин двинулся вперед, словно и не почувствовал этого запаха.
— Вашей светлости не стоит заходить туда, — сказал Хонейдью, в голосе которого послышались героические нотки. — Я сам пойду с мистером Меркином и узнаю, не нужна ли ему помощь.
— А не мог тут кто-нибудь умереть? — спросил Симеон, чувствуя, что бледнеет. — Как-то раз я побывал в деревне, жители которой умирали от чумы, и запах там стоял очень похожий.
— И такое нельзя исключать, — отозвался мистер Меркин. — Крысам воздух нужен, как ничто другое. Если хотя бы одна из них попала сюда, то она сдохла в считанные секунды. А я сейчас… — послышался шорох рассыпающегося дерева, — я сейчас уберу сиденье, чтобы оценить размеры… — Через мгновение Меркин, пятясь, вышел из уборной, и Симеон с некоторой долей удовлетворения заметил, что он вытирает лоб красным носовым платком. — Дела обстоят очень плохо, вот что я вам скажу.
