Энтони взглянул на часы.
— Еще только полночь. Но все равно ты права. — Он отодвинул от себя бумаги, потянулся в кресле. — Дела могут подождать до утра. А ты почему не спишь?
— Совершенно не клонит ко сну. Спустилась сюда в поисках горячего молока, а вместо него обнаружила тебя. Вернее, услышала твою ругань.
— Что?.. А, да. Это чертово перо! — Энтони взглянул на свои пальцы. — Почему-то мажется, будь оно проклято! — Он виновато улыбнулся. — Я стал часто ругаться и поминать черта, да?
Дафна рассмеялась. Она уже давно привыкла к довольно прямолинейному языку старших братьев, они не очень-то сдерживались при ней, и это было даже приятно — значит, считали ее своей, доверяли, были откровенны.
Она посмотрела на разложенные по столу бумаги.
— Полностью вошел в дела семейства?
Он кивнул с кислой миной:
— И тоже захотелось горячего молока от всего этого. Почему ты не позвонила, чтобы принесли?
— У меня более смелая мысль, Энтони. Отчего бы нам не попробовать самим? Все слуги давно спят. Правда, — добавила она немного растерянно, — я не имею ни малейшего понятия, как его кипятить.
— Думаю, кипятить совсем не обязательно, — тоже не слишком уверенно сказал брат. — Пойдем, там разберемся. В кухне было совершенно темно, сюда проникал только лунный свет.
— Отыщи лампу, — скомандовала Дафна. — А я попробую найти молоко. Ты сумеешь зажечь свет?
— Попробую, — не очень уверенно сказал Энтони.
Дафне было приятно это полуночное общение с братом — сейчас он выглядел гораздо спокойнее, чем всю последнюю неделю, когда почти не разговаривал, а только рычал, и все больше на нее. Хотя на Саймона тоже. Но тому что — пришел и ушел, а Дафна все время под рукой у раздраженного брата.
Она продолжала в полутьме греметь посудой, искать кувшин — или куда его наливают? — с молоком.
Позади затеплился свет, Дафна обернулась, чтобы увидеть победоносное выражение лица Энтони.
— Я зажег ее! — воскликнул он.
Это звучало почти как у Юлия Цезаря: «Пришел, увидел, победил!»
Ее слова прозвучали не так триумфально:
— Молока нигде нет.
— Что ж, — весело сказал Энтони, — пойду искать корову.
— Не надо коровы! Вот оно! Под самым носом. Как я раньше не увидела? Искала кувшин, а оно в бутыли.
— Нужно во что-то перелить и подогреть, — сообразил Энтони.
Они подошли к плите.
— Она холодная, — разочарованно произнесла Дафна. — Как ее разжечь?
— Понятия не имею.
— Я тоже.
Они радостно рассмеялись, словно сообщили друг другу что-то неимоверно веселое.
— Знаешь, — сказал потом Энтони, — я слышал от умных людей, что холодное молоко гораздо полезнее горячего.
— Ты не поверишь, я сейчас подумала о том же!
Энтони взял с полки две кружки.
— Наливай!
Они сидели на табуретах возле кухонного стола и с удовольствием пили свежее молоко. Энтони налил себе еще.
— А тебе, Дафна?
— Спасибо, мне достаточно.
Она облизнула губы, поерзала на табурете, устраиваясь поудобнее, повернулась лицом к Энтони. Сейчас самый подходящий момент поговорить с ним, чего ей хотелось все эти дни. Ну, вперед, Дафна! Освободи свою душу, если сумеешь. Спроси, что хочешь, и скажи сама.
— Энтони, — начала она нерешительно. — Могу я спросить?..
— Разумеется, сестрица. О чем?
— О герцоге Гастингсе.
Кружка со стуком опустилась на стол.
— Что, о нем?!
— Только… сохраняй спокойствие, Энтони. Я знаю, ты не любишь его…
— Это не совсем верно, Дафна, — ответил Энтони, подавляя вздох, — он один из моих ближайших друзей. Брови ее поднялись почти в изумлении.
— Не сказала бы, если судить по твоему поведению.
— Просто у меня не вызывает доверия его отношение к женщинам. В частности, к тебе.
— Ты говоришь глупости, Энтони! — горячо возразила она. — Я не собираюсь играть роль его адвоката и могу вполне поверить, что он, как ты говорил, шенапан [5], даже распутник, но твердо знаю и верю, что эти свои качества он никогда не проявит по отношению ко мне. Хотя бы потому, что я твоя сестра.
Энтони сидел с каменным лицом, и видно было, что слова сестры его нисколько не убедили.
Она продолжала:
— Не будь таким упрямым, Энтони. Ведь даже если предположить, что ему чужды всякие нормы мужской чести и морали, он должен понимать, что ты просто убьешь его, если он преступит их.
И это предположение Энтони пропустил мимо ушей и ничего не ответил, а только поинтересовался:
— О чем ты хотела спросить меня?
— Спросить? — Она наморщила лоб, делая вид, что совсем забыла свой вопрос, поскольку не придает ему никакого значения. — Ах, да. Мне было любопытно узнать, отчего Гастингс так настроен против женитьбы. С ним что-нибудь случилось?
Энтони снова стукнул кружкой об стол, на этот раз так, что остатки молока выплеснулись на скатерть.
— Черт возьми, Дафна! Ведь мы, кажется, договорились, что вся эта дурацкая затея — просто розыгрыш! А выходит, ты подумываешь о нем как о муже? Это немыслимо!
— Какие глупости, Энтони! — с искренним (в чем она не была до конца уверена) возмущением воскликнула Дафна. — Я просто любопытствую.
— Лучше всего, — резко проговорил он, — если ты вообще выкинешь эту мысль из головы! Из любопытства она пришла к тебе или нет — не важно. Заруби себе на носу: этому не бывать! Ты поняла меня, Дафна? Он никогда не женится на тебе!
— Чего уж тут не понять? — ответила она. — Я же не совсем еще выжила из ума. Поняла, даже если бы ты не кричал на весь дом.
— Вот и прекрасно. И закончим на этом.
— Нет, не закончим. Ты все-таки не ответил на мой вопрос.
Энтони в недоумении уставился на нее:
— О Господи! Какой вопрос?
— Почему Гастингс упорно не хочет жениться?
— Зачем тебе это знать? — устало спросил брат.
По правде говоря, самые разные мысли бродили в ее голове, вплоть до самых фантастических, но она сумела найти, как ей казалось, естественную форму их выражения.
— Во-первых, — сказала она, — мне просто любопытно, как я уже говорила тебе, а во-вторых, ты должен понять и согласиться, что для будущих претендентов на мою руку и для общественного мнения вообще может быть очень важным знать, что за человек этот герцог… После того, как он откажется от меня.
— Мы же договорились, что это ты откажешься от него! — рявкнул Энтони.
— Конечно. Так и будет. Но разве кто-нибудь поверит?
— Поверят! Зная тебя, все поверят! Ей была приятна уверенность брата, но сомнения не оставляли ее.
— А вообще, — продолжал Энтони, — я тоже не понимаю, откровенно говоря, почему Гастингс так настроен против брака. Но помню, он всегда придерживался такого мнения. Хотя, между нами…
