– Обратите внимание на бабочку, – не унималась Поппи.
Джемма так и сделала, но ее больше заинтересовала не бабочка, а обнаженная фигурка юноши, стоявшего на коленях перед насекомым.
– Кто здесь изображен? – спросила герцогиня Бомон у владельца.
– Эрос, он же Купидон, со своей возлюбленной Психеей. «Психея» значит по-гречески «бабочка».
– А что это? – спросила Джемма, глядя на странный камень в руке подруги.
– Жеода,[11] – радостно сообщила Поппи, возвращая Эроса на полку. – Ее можно открыть. Вот так.
Одним движением она разъяла камень на две половинки, и взгляду Джеммы предстала полость, усыпанная блестящими аметистами.
– Он похож на маленькую пещеру, правда? – восхитилась Поппи. – На волшебный грот!
– Я не мог бы выразиться лучше, – поспешил высказаться мистер Груднер, хотя выражение его лица свидетельствовало, что о волшебных гротах он не имел ни малейшего понятия, зато отлично осознавал, сколько прибыли сулило ему вовремя вставленное слово.
– Я нашла еще кое-что, – не обращая на него внимания, добавила юная герцогиня и показала небольшую фруктовую косточку, видимо, абрикосовую. Одного осторожного нажатия было достаточно, чтобы косточка раскрылась, и Джемма увидела множество тонюсеньких маленьких ложечек, в беспорядке наполнявших пустую сердцевину.
– Мило, – сказала она. Ей вспомнился миниатюрный игрушечный сервиз, который она в детстве ставила на игрушечный стол для своих давно забытых кукол.
– Целых двадцать четыре ложечки внутри вишневой косточки, представляете? – восторженно сообщила Поппи.
– Самые маленькие ложечки в мире, – вставил хозяин.
– Это не вишневая косточка, а скорее абрикосовая или персиковая, – возразила Джемма.
– Нет, ваша милость, вишневая, – заупрямился мистер Груднер.
Герцогиня Бомон огорченно вздохнула – ясно, что Поппи очень скоро растратит все деньги, снятые со счета мужа. Но с другой стороны, почему бы и нет, если ей это по душе? Не в традициях семьи Рив предостерегать других от ошибок. В таком случае вишни ли, персики – какая разница?
Но подруга удивила Джемму. С очаровательной улыбкой она принялась о чем-то беседовать с мистером Груднером, и через несколько минут тот принес для нее стул, предварительно стерев с него пыль, и даже любезно предложил чаю. К тому моменту, когда Поппи уселась и, стянув перчатки, выпила предложенного чаю, Джемма уже ясно видела, к чему ее подруга ведет дело. Минут через сорок дамы покинули магазинчик, оставив обескураженного хозяина размышлять, почему он практически даром отдал молоденькой герцогине «вишневую» косточку. Потому что ее светлость… само очарование! – решил мистер Груднер, не сразу подобрав подходящее слово.
– Хуже всего, что мне пришлось заплатить полную цену за свою шахматную королеву, – усмехнулась Джемма, когда они с Поппи уселись в карету, – в то время как ты отдала за свои безделушки меньше половины той суммы, которую запросил мистер Груднер. Это несправедливо!
Улыбнувшись, Поппи заметила с видом нераскаявшейся грешницы:
– Мама считает, что леди не пристало торговаться.
– Как тогда назвать неравноценный обмен, который только что произошел? Бедняга запросил с вас за косточку пятьдесят фунтов, а вы заплатили, кажется, всего четыре?
Герцогиня Флетчер довольно ухмыльнулась:
– Я называю это…
– Определим ваше поведение как «неповиновение», – сухо перебила ее Джемма. – Похоже, вместе с мужем вы бросили и свою маман.
– Именно так, – согласилась Поппи, откидываясь на подушки и открывая мешочек со своим только что приобретенным сокровищем.
– Да ты настоящая бунтарка. – Голос Джеммы был по-прежнему сух.
– Мистер Груднер сказал, что твоя шахматная фигура раньше принадлежала лорду Стрейнджу, это правда? – спросила Поппи. – Ах, как бы я хотела посмотреть его коллекцию!
– Это скандально известная личность, дорогая, – возразила Джемма. – Даже я с моей репутацией не могу себе позволить визит в Фонтхилл, имение лорда Стрейнджа. Как ты думаешь, почему он продал не весь комплект шахматных фигур, а только белую королеву? Странное, какое-то бездушное решение.
– Почему ты не можешь поехать в Фонтхилл? Я намереваюсь это сделать.
– Репутация, которой пользуется лорд Стрейндж, в десять раз хуже моей. Его отвергли даже самые терпимые члены общества, в чьих глазах я – просто ангел.
Поппи наклонилась вперед.
– Я хочу осмотреть его коллекцию, – упрямо повторила она. – И еще – пойти в музей Ашмола[12] и в Королевское общество. Мама никогда не позволяла мне посещать его заседания, хотя туда регулярно пускают дам.
Изумленная Джемма по-новому взглянула на свою юную спутницу. Лицо Поппи было, как всегда, прелестно, но теперь от внимательного взгляда герцогини Бомон не укрылись ни твердая линия подбородка, ни решительный огонек очаровательных глаз.
– Мисс Татлок – секретарь женского отделения Королевского общества, – заметила она.
– Та самая молодая женщина, которая флиртует с твоим мужем?
– Мысленно я называю ее «мисс Синий Чулок».
– Как бы я хотела придумать какое-нибудь хлесткое прозвище для Луизы, – улыбнулась Поппи. – Но для этого я ее слишком люблю.
– У нас с мисс Татлок совсем другой случай. Я ее терпеть не могу, хотя признаю, что это абсолютно несправедливо по отношению к ней. Насколько мне известно, бедняжка влюблена в Бомона платонически, а он из страха за свою драгоценную репутацию никогда не решится ни на что более интимное, чем простая беседа.
– Тогда нужно направить внимание мисс Татлок в другом направлении, – уверенно предложила Поппи. – На этот случай я знаю одного замечательного молодого ученого, доктора Лаудена.
– Но она не может стать женой простого ученого из Оксфорда, каким бы замечательным и умным он ни был, – возразила Джемма. – Мисс Татлок попала в ловушку наших светских устоев, поскольку она из этих, ну, ты знаешь, – бедных, но гордых пэров.
– Доктор Джордж Лауден тоже не последний человек – у него тоже есть титул «достопочтенный». К тому же в будущем он может стать следующим виконтом Хоувиттом.
– Тогда твоя идея великолепна, дорогая, – похвалила Джемма.
– Решено – я пойду на следующее заседание Королевского общества, на котором разрешено присутствие дам, и представлю мисс Татлок доктору Лаудену.
– Но как ты сама познакомилась с этим ученым, Поппи?
К удивлению герцогини Бомон, ее собеседница слегка покраснела.
– Я написала ему письмо, – призналась она. – Понимаешь, он опубликовал научную статью о трехпалых ленивцах в журнале «Труды Королевского общества». Некоторые его наблюдения показались мне очень интересными, но я обнаружила, что он оставил без внимания один важный аспект, связанный с когтем на тыльной стороне лапы, о котором писал доктор Хемблтон в своей более ранней статье.
