Калли пережила неудачное замужество и вернулась домой еще более тихой, чем была раньше, а Крессида, после того как бабушка стала терять рассудок, превратилась в практичную домохозяйку. Отец являлся домой все такой же обаятельный и энергичный, как прежде, но они стали другими и уже не тянули к нему руки, затаив дыхание, когда он возникал на пороге с ранцем на плече. В общем, отец отвык жить дома, и они уже давно смирились с его постоянными отлучками.
Где-то в городе колокол на башенных часах начал отсчитывать время. Тени на улице стали длиннее, потом все подернулось серой дымкой, хотя небо было ясное. Приближалось время ужина. Майор распорядился, чтобы еду принесли в гостиную, и должен был ждать Крессиду там. Крессида умылась. Был еще один мужчина, которого она не могла понять, хотя в этом случае ее извиняло то, что она узнала его недавно. По некоторым сведениям, он был предателем и обманщиком, человеком, который пять лет, отсутствовал, а потом вернулся, как ни в чем не бывало, не сказав ни слова в свое оправдание. По Марстону ходили слухи, что эти годы он мог заниматься чем-нибудь противозаконным — от грабежей и мошенничества до убийств.
В его прошлом явно было что-то темное, но Крессида не считала его опасным. Она не могла забыть ни то, как спокойно он стоял под дулом пистолета, ни то, как на следующий день он ни словом не обмолвился о той стычке и вообще ни разу не упрекнул ее. Майор в ее представлении был очень уверенным в себе человеком, прекрасно владеющим своими эмоциями. Поэтому его сегодняшнее поведение еще больше озадачивало ее — то ли он потерял самообладание из-за грубых манер мистера Преннера, то ли действовал продуманно. Он совершенно спокойно приступил к обыску кабинета, да еще велел ей изображать разговор, чтобы не возбудить подозрений у помощника. Все это свидетельствовало о том, что он действовал расчетливо. Можно было только гадать, как бы он поступил, если бы ее не было рядом.
Переходя в гостиную, Крессида продолжала думать о нем. На столе их уже ждал обильный ужин, и хозяин гостиницы улыбался и кланялся ей, выходя из комнаты вслед за служанкой. Дверь закрылась, и они остались наедине. Она прижала ладони к юбке и кашлянула. Почему-то вдруг вспомнилось, что он предложил ей называть его Алеком, а она еще ни разу не воспользовалась его предложением.
Он сидел на скамье у камина, на полу были разложены стопки бумаг. Он хмурился, разглядывая лист, который держал в руках.
— Кажется, я нашел интересующие нас литографии, — сказал он, не поднимая глаз. — Они подписаны «Дж. Т.» и были опубликованы вскоре после соответствующих выплат.
— Как это вам удалось? — Она подошла и взяла протянутый лист.
— Я задавал вопросы, — неопределенно ответил он, подвигаясь, чтобы освободить ей место. Скамья была короткой. Она присела на самый краешек, но все равно его колено касалось ее. Он умылся. Она почувствовала запах мыла, а его коротко стриженные волосы были влажными. Она склонилась над литографией и приказала себе не думать о нем, о том, как волнует ее эта чудесная близость.
— Боже мой, — все, что она могла сказать. — Они все в таком же духе?
— Вам не обязательно рассматривать их, — сказал он, протягивая руку, чтобы забрать бумагу.
— Все такие?
Она продолжала неодобрительно разглядывать литографию. Она и раньше видела похожие, возмутительные картинки. Рисовать такие вещи наверняка небезопасно, а теперь она с ужасом узнала, что это рисунки ее отца. Король был изображен в виде жирной свиньи, а у поросят, сосущих ее, были лица министров. Костлявый Джон Булль кормил свинью из корзины, полной монет.
В первый раз с тех пор, как отец потерялся, Крессида по-настоящему испугалась.
— Ведь отца могли бросить в тюрьму за такие рисунки!
— Не думаю, — заметил майор, и она поняла, что произнесла вслух последний вопрос. — Они не хуже того, что продают другие, если у него хватает ума не хвастаться ими в определенных местах города.
— Остальные такие же ужасные? — Она позволила ему забрать лист из своих вялых пальцев. — О чем отец думал?
— О деньгах.
Он наклонился и стал собирать с пола остальные листы. Крессида успела разглядеть еще один рисунок с королем, снова толстым и, похоже, пьяным, окруженным почти обнаженными, тоже толстыми женщинами, танцующими и блюющими на ковре, сплетенном из мужчин в армейской форме. Она отвела взгляд.
— Что с ним могут сделать?
— За клевету трудно привлечь к ответственности, а преследование человека может только сделать популярными его литографии. Над правительством издеваются еще больше, но оно ничего не предпринимает, разве только подкупает издателей, чтобы они не продавали оскорбительных картинок. — Он сложил литографии в кожаную папку и отложил в сторону.
— Тогда что же мы обнаружили? — грустно спросила она. — Что мой отец презирает правительство, связался с хитрым маленьким издателем и пытается извлечь из этого выгоду? Но, как вы сказали, для него самого этот промысел не представляет опасности, а что это дает нам? Мы по-прежнему не знаем, куда он отправился и где он сейчас!
— Это лишь часть головоломки, — спокойно сказал он. — Одна маленькая загадка решена. Я научился не упускать из виду ни одной самой мелкой детали — просто потому, что я не могу знать, насколько она важна. Она с трудом сдерживала слезы. Он, конечно, был прав.
— Я так надеялась, что мистер Преннер может что-то знать, но это было глупо, да? Мне следовало догадаться, что эта поездка не будет иметь решающего значения, и не настаивать на своем участии.
— Чепуха, — сказал он. — Никто не может заранее знать результата.
— Вы знали. Вы говорили, что мне нет надобности ехать, что поездка навряд ли будет успешной. Вы даже предупредили меня, что могут обнаружиться неприятные сюрпризы.
Его взгляд скользнул по папке с литографиями. Крессида поймала его взгляд и поняла, что у нее есть безумное желание швырнуть все это в огонь.
— Вы очень строги к себе.
— Я признаю, что была не права, — сухо сказала она. — Моя сестра посоветовала бы вам насладиться моим смирением, потому что я не часто его проявляю.
Он засмеялся:
— Я сомневаюсь, что между правотой и неправотой есть четкая граница. На следующем витке они могут поменяться местами.
Ей в это не верилось. Она знала, что он тоже сомневается, но говорит так по доброте душевной. Сегодняшние события ясно показали, что майор, не в пример ей, знает, что делает.
— Что это за «Гнездышко»? Он посерьезнел.
— Публичный дом. Крессида пожала плечами.
— Этого я и боялась.